Георгий Сидоров: Наследие белых богов

«Что за странный мир? – пронеслось в моей голове. – Зайцы агрессивные, на людей бросаются, а собаки наоборот – спокойнее некуда».

Подойдя ближе, я заметил вторую собаку. Она лежала в тени между избой и баней и, подняв лобастую голову, тоже смотрела в мою сторону. С первого взгляда я понял, что передо мной два великолепных экземпляра местных эвенкийских лаек: серо-голубой масти, с белыми масками и такими же чулками, они на фоне ветхой избы, баньки и сарая казались выходцами из ныне забытого человечеством мира. Наконец первая лайка встала и медленно пошла в мою сторону, за ней поднялась и вторая собака. Только тут я увидел, какого роста эти лаечки. Рост кобеля на глаз был около 70 см, его подруга была немного ниже, но тоже далеко не маленькая. Тут я невольно вспомнил собак, которые мне когда-то достались от моего старого кондинского друга. Ни Халзана, ни Дамки давно не было в живых. Обе лайки погибли в огне неизвестно кем устроенного пожара. Страшная и нелепая смерть! От воспоминаний меня бросило в озноб. Та же самая порода, только собаки не чёрные, как мои, а серые. Неужели совпадение? Наверняка нет. Скорее это какая-то закономерность. Хранители орианской традиции упорно продолжают культивировать древнейшую породу домашней собаки – лайку наших далёких предков. Между тем огромный серый кобель, навострив уши и закинув пушистый хвост на спину, подошёл ко мне вплотную. Он внимательно, без тени агрессии, посмотрел мне в глаза, потом обнюхал мои сапоги, грязные, пропахшие костром засаленные порты и, неожиданно зарычав, с видом крайнего пренебрежения отправился на своё место.

– Видишь, даже собаку от тебя тошнит! – раздался за моей спиной скрипучий, как ржавые дверные навесы, голос. Повернувшись, я увидел перед собой хозяина хутора. – Рвань ты харальгонская [3] Харальгон – заросшие карликовой берёзкой длинные и широкие долины, овраги. , посмотри на кого похож! Худой, как щепа, – старик с крупным крючковатым носом и диковатыми выцветшими глазами, стоя за моей спиной, с нагловатым видом знатока меня разглядывал. – Ну ты и урод! Всяких я видел, но таких, как ты, доколе у меня ещё не было! Как только мать Земля тебя носит? От твоей образины [4] Образина – безобразное, отталкивающее лицо. за километр смердит! Прёт пропастиной [5] Пропастина – падаль, мертвечина. , задохнуться можно. У тебя что – зарок не мыться? – смотрел он на меня, как на ядовитого паука.

– Да нет, – пробормотал я. – Каждый день перед сном стараюсь купаться. Правда, не всегда получается, дорога есть дорога...

– Он старается купаться! Вы слышали? – прорычал хозяин хутора, обращаясь к своим ощетинившимся псам. – Старается, но почему-то прёт от него, как из могилы! Ну ты и фрукт! Давай-ка назад к ручью и вымойся, как следует. Да рубище своё заодно постирай, да зашей дыру на своей тощей заднице. Или у тебя иголки нет?

– Всё у меня есть, – поёжился я от такого, мягко сказать, не очень радушного приёма.

– Иди на ручей и не вздумай своим дерьмом и вонью осквернять озеро! – напутствовал меня рассвирепевший дедушка. – Хорошо, что ручей течёт из озера. Будь иначе, я бы тебя отправил смывать с себя пропастину на водораздел, вёрст за десять отсюда.

Ничего не сказав, как побитый, я отправился назад к ручью. Сбросив с себя одежду, я хорошо вымылся и, дрожа от холода, стал стирать свою потрёпанную одежду. Я понимал, что старик обвинил меня в том, чего не было, да и не могло быть. Но спорить с хозяином скита мне не хотелось. Поэтому после стирки, залатав дыры и поблагодарив природу за тёплый осенний денёк, я напялил на себя мокрую одежду и направился снова к избушке.

«Зачем старик разыграл всю эту комедию? – недоумевал я. – Откуда у него столько неприязни и отчуждения? Он же меня сам позвал, и я, несмотря ни на что, до него добрался. Но вместо радостной встречи – чёрт-те что! Настоящее унижение. Интересно, что за этим стоит?»

Когда я опять подошёл к избе старого отшельника, его там уже не было. Я увидел его гребущим по озеру не то на лодке, не то на большом обласке [6] Обласок – сибирская гребная лодка-долблёнка. . На берегу были и его собаки. Оба пса медленно разгуливали по прибрежным валунам, изредка подымая лобастые головы и посматривая в сторону хозяина. Я тоже направился к берегу и, усевшись на поваленную ветром лиственницу, стал наблюдать за происходящим. Вот дедушка перестал грести и, наклонившись, достал из сети крупную рыбину. Двумя руками он аккуратно перебросил её через борт лодки и, не отпуская хребтины сети, стал выпутывать другую.