Георгий Сидоров - Наследие белых богов

В моём сознании что-то происходило, но я никак не мог понять что. На уровне неосознанного я знал, что делать, но сознание, в силу своей инертности, никак включаться не хотело, и меня это стало раздражать. Осмотревшись по сторонам и взглянув на небо – не пойдёт ли снег – я взял топор и направился к молодому лиственничнику.

«Чем стоять и ломать голову, лучше начать что-то делать, – размышлял я. – Идея может прийти в процессе работы».

Когда я срубил две лиственницы и стал очищать их стволы от сучьев, так и произошло: внутренним взором я увидел свою будущую нарту. Оказывается, с копыльями вопрос можно было решить очень просто. Для этого требовалось всего лишь связать между собой на обоих полозьях крепкие толстые сучья, которые станут отменными копыльями. Усвоив идею, я тут же взялся за её исполнение. Порезав часть оленьей шкуры на ремни, я связал ими подходящие сучья обоих будущих полозьев. Получилось нечто похожее на лестницу. Потом я приблизил полозья друг к другу, связав ремнями сучья у их основания. Получились самые настоящие сани, осталось только загнуть полозьям концы. Для такого дела потребовалось совсем немного времени: я стесал ножом вдоль концы полозьев, загнул их, подобно луку, и закрепил ремнями. Теперь осталось только сделать площадку для груза. Для неё я нарубил с десяток тонких лиственничных побегов, снял с них кору и привязал ремнями к импровизированным перекладинам с копыльями. Нарта получилась экзотическая, зато крепкая и вместительная. Лямку и оглобельку для ручного управления я соорудил за несколько минут.

Когда с нартой было покончено, я бросил на неё одну из оленьих шкур и стал укладывать кусками мясо. Уместилось килограммов 50, не меньше. Но надо было подумать об оставшейся оленине, потому что после моего ухода сюда запросто могут нагрянуть волки и, не дай бог, росомаха. От последней добычу не спасти даже на ветках деревьев, впрочем, как и от воронов, которые чуют поживу за десятки километров.

Подумав, я решил все же повесить мясо на ветки и прикрыть их оленьими шкурами. На это ушло чуть более получаса. Бросив в костёр остатки дров и впрягшись в нарту, я потянул её по направлению к озеру. Сначала сани шли, как по песку, но со временем прикатались и ход их стал легче.

Только под утро, смертельно уставший, я подошёл к скиту Чердынцева. У старика в окне горел свет. Услышав рычание собак, он вышел на крыльцо и, провожая меня взглядом, сказал:

– Не очень-то радуйся, живодёр, отольются тебе оленьи слёзки. Принесла нелёгкая окаянного, всё наиграться не может. Всё ему мало!

– Разве дело в еде? – повернулся я к отшельнику. – Ты вон – в шубе, а я раздет, гол как сокол. Хорошо хоть морозов пока нет.

– А кто тебе мешал захватить с собой зимнюю одежду? – парировал дедушка. – Ты что, не знал, что за осенью следует зима? Или думал, что я тебя обязан и одевать, и кормить, и ещё бабу на ночь выдавать под расписку? Иждивенец хренов!

Логика у старика была железная. Я на самом деле многое в своём путешествии не продумал. Но тащить по тайге зимнюю экипировку, да ещё за тридевять земель, я бы ни за что не решился. Всё это можно сделать на месте, было бы из чего.

– Тебе оленей жалко? – посмотрел я на скрюченную фигуру деда. – Тут их – как мышей! Или ты волков жалеешь, что я их харч присвоил?

– Волки в тысячу раз лучше тебя. Ты же самая настоящая гнида смердящая. От тебя кругам одно зло. Ты сколько деревьев на свои сани срубил? Пол-леса выхлестал! А хоть у одного из них попросил прощения? По твоей роже вижу, что нет.

– Слушай, хозяин тайги, – не сдержался я. – Вместо того чтобы на меня нести, лучше посчитай, сколько оленей жрут волки и сколько деревьев горит при пожарах, да и так, сами по себе сохнут. То, что я взял у природы, – мизер. И это я сделал для того, чтобы выжить. Ты что, хочешь, чтобы я рядом с тобой подох от холода и голода?

– Хочу! Тут ты в точку! Очень хочу! – заскрипел зубами дедушка.

– Потому ты, используя свои бесовские технологии, и навалился на меня ночью, – посмотрел я ему в глаза. – Гипнозом балуешься!

– Слушай, придурок, если ты сходишь с ума, я тут ни при чём, – вытаращился на меня своими бесцветными глазами Чердынцев. – Тебя за такие слова в психушку садить надобно. Ты же ненормальный! Вот Бог послал мне на горе урода! Куда ни кинь – везде клин! – с этими словами отшельник скрылся за дверью.

«Чёрт-те что! – потянул я нарту к своему жилищу. – Дедушка отказывается от своего полевого наката. Может, я на самом деле – того? Ну и дела!»