Иван Алексеев - Искусство дипломатии - не победить, а убедить

В древнем Новгороде тоже был свой обычай законотворчества. Народ собирался на вече и все решала сила реформаторского голоса. Если голос реформатора тонул среди других голосов, то ему оставалось лишь смириться со своим поражением. А если его поддерживал мощный хор большинства новгородцев, то предложение принималось. Если же сторонники и противники делились на две равные части, и ни одна сторона не хотела уступать, то люди начинали сбрасывать друг друга в реку Волхов. И этот радикальный способ решения проблемы тоже был наиболее оптимальным. Потому как сразу становилось ясно, на чьей стороне реальная сила. До опасных вооруженных стычек дело не доходило.

Люди все-таки умели договариваться между собой и предотвращать будущие споры. Порой договоры скреплялись очень даже экзотично. Например, если в средневековой Чехии у общинников появлялась необходимость в переделе земли, то на новой меже устраивали жестокую порку мальчикам. Так что, если возникал спор между землевладельцами, мальчики эти даже через полвека могли показать, где состоялась над ними экзекуция.

У многих народов есть “воспоминание” о некоем Золотом веке, когда в отношениях между людьми соблюдался тот счастливый порядок, о котором древний китайский поэт Цюй Юань писал:

И действительно, древние сообщества просто не могли себе позволить жизнь без разумных правил, без обрядов, которые “тянутся непрерывно”. Потому что способность к выживанию у каждого родового или племенного объединения впрямую зависела от того, насколько слаженно, без принуждения могли люди действовать против сил природы или общего врага, насколько естественной была их ответственность друг за друга. Но с развитием средств производства у человека появилась возможность бороться за свое выживание самостоятельно.

А значит, и эгоизм, и индивидуализм, которые ранее воспринимались как угрожающий общей безопасности недуг, постепенно стали нормой общественного поведения. Это привело к экономическому расслоению общества. И вот уже тысячи лет весьма устойчивым является представление о том, во всех человеческих бедах виновна правящая элита. Дескать, это вожди племен, тираны, феодалы и представляющие интересы финансовых магнатов президенты в большинстве своем оказываются склонными действовать корыстно, не в интересах большинства людей. Что простые люди всегда могли бы между собой договориться на принципах справедливости и взаимоуважения.

Достаточно давно в мире выделились два больших региона – Восток и Запад, в которых начали складываться цивилизационные особенности, во многом сохранившиеся до наших дней. Известно, что на Востоке на ранней стадии формировались государства особого типа – восточная деспотия, при которой вся земля, все люди и все богатства находились в собственности властителя.

Ну, казалось бы, что нам до старой деспотии, когда мы тут с демократией разобраться не можем? Не будем спешить с ответом. Посмотрим еще раз внимательно на нас самих и давних предков, сравним.

В деспотическом государстве царь занимал исключительное положение. Он считался, по крайней мере, формально, единственным собственником всей страны, во время войн стоял во главе армии, был высшей инстанцией в суде, к нему стекались налоги, он организовывал ирригационные работы, являлся верховным жрецом, посвященным во все таинства. Стабильность деспотий поддерживалась и за счет веры в божественное происхождение царя. В Египте, например, фараон именовался не только Владыкой Обеих Земель, т. е. Южного и Северного Египта, но и живым воплощением бога Хора, владыки небес.

Это было почти повсеместное явление. Когда цари издавали законы, то центром была их власть. Законы вавилонского царя Хаммурапи (1792–1750 до н. э.), одного из величайших законодателей древности, начинаются с того, что он возвещает: боги передали ему власть, чтобы он защищал слабых, вдов и сирот от притеснений.

Это ж очень благородно, даже по-отечески, верно? И подходит для всех времен. Наверное, поэтому мы и в наши дни часто слышим призывы к “сильной руке” и не обязательно из уст сегодняшних диктаторов – то, что такие есть, думается, сомнений не вызывает.