Кесарь Константин Дука. Изображение на короне святого Иштвана
Во-первых, папство в лице Григория VII пристально следило за событиями на восточной границе Византийской империи еще в 1070-е годы. Во-вторых, идея Крестового похода против язычников первоначально предполагала поход на защиту Константинополя, а вовсе не в Иерусалим. Эта идея была подготовлена теми контактами между военной элитой западных латинских государств и Византией, которые сохранялись на протяжении многих десятилетий благодаря существованию варяжской гвардии и «маниакатов» – подразделения норманнских рыцарей, которое было сформировано Георгием Маниаком для завоевания Сицилии еще в 1030-е годы и которое, по сообщению Никифора Вриенния и Анны Комниной, сохранило почетное имя своего командира [132]. Подобная верность памяти первого командира была, вероятно, связана с влиянием старинных традиций, существовавших еще в римской армии. Если искать параллели подобному явлению в истории Нового времени, то было бы уместно сравнить его с аналогичной традицией, существовавшей в русской императорской армии и в Добровольческой армии в Белом Движении на Юге России, где существовали дроздовский, корниловский, марковский и алексеевский полки, названные в честь своих основателей. В-третьих, приговор Римского Собора 1078 года, произнесенный над «узурпатором» Никифором Вотаниатом и, вероятно, над его новой женой Марией Аланской, остался пустой формальностью не столько в силу церковной схизмы между Римом и Константинополем, сколько в силу того политического и человеческого влияния, которым обладала императрица Мария Аланская при дворе, среди военной элиты империи. Именно это влияние во многом предопределило успех комниновского переворота в марте-апреле 1081 года.
Канонические результаты Римского Собора 1078 года были ничтожны, но достаточно красноречивы. В соответствии с 3–5 правилами Сардикийского Собора, включенными в византийский Номоканон XIV титулов, а также на основании собственных документов – т. н. «Диктата папы» – папа Григорий VII произвел суд над императором Никифором Вотаниатом и отлучил его от Церкви. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что в 1070-е годы с точки зрения Рима церковная схизма 1054 года не имела никаких канонических последствий как для канонического права, так и для простых христиан. Схизматиков от Церкви не отлучают, так как они сами находятся вне ее канонических границ, а Никифор Вотаниат был отлучен папой от Церкви, следовательно, он рассматривался в Риме как член Католической Церкви наряду со своим предшественником императором Михаилом VII Дукой Парапинаком.
Никифор был отлучен не за сам факт переворота 1078 года – подобных переворотов было в византийской истории великое множество, – а за брак (третий брак в его случае) с императрицей Марией Аланской, которая уже была замуж за свергнутым, но здравствующим Михаилом VII и по законам императора Юстиниана I должна была отправиться в монастырь вслед за супругом. Отлучение Никифора Вотаниата было очень удобно Роберту Гвискару, союзнику папы, с которым у Роберта в 1078 году произошел серьезный, но временный конфликт. После примирения с папой в Чепрано – где, как отмечает Анна Комнина, Римский понтифик и герцог Апулии вели переговоры, сидя на конях, во главе своих рыцарских отрядов – Роберт отыскал беглого греческого монаха по имени Ректор, самозванца, выдававшего себя за императора Михаила VII Дуку, будто бы бежавшего из Константинополя, и начал готовиться к вторжению в Византию.
Однако каноническое право, на которое опирался папа, вступало в вопросе об отлучении императора Никифора III Вотаниата в прямое противоречие с византийским светским правом. Отлучение императора тем более усугублялось подготовкой войны против Византийской империи, в которой оказался замешан Григорий VII после встречи с Робертом Гвискаром в Чепрано. С точки зрения византийского права Григорий VII и Роберт Гвискар безусловно были виновны в «восстании против императора», а также «в заговоре против государства христиан», как, например, определял подобные преступления XVII-й титул Эклоги – византийского юридического памятника времен иконоборческой Исаврийской династии (VIII век) [133]. Более того, с точки зрения византийского права как Рим, так и южноитальянские владения Роберта Гвискара вместе с Сицилией оставались неотъемлемыми территориями Византийской империи, временно отторгнутыми от нее «варварами». Поэтому Григорий VII и Роберт, выступив против императора, с точки зрения византийских юристов превратились в уголовных преступников. Нормы византийского права, зафиксированные в Кодексе Феодосия [CTh IX, 14, 3], в Кодексе Юстиниана [CJ IX, 8, 3; 5], в Институциях Юстиниана [Inst. IV, 18, 3], в Эклоге [Ecloga XVII, 3], в Василиках [Bas. 60, 36, 13] и Прохироне [Proch. XXXIX, 10], карали за подобные преступления немедленной смертью в случае наличия доказательства вины, каковыми в нашем случае были неправомочное решение Римского Собора 19 ноября 1078 года, признание самозванца Лже-Михаила легитимным императором и последующая война между Византийской империей и норманнами в 1081–1085 годах, получившая благословение папы Григория VII. Поскольку императорские законы имели в Византийской империи силу церковных канонов, тем самым Григорий VII и Роберт Гвискар подпадали, с точки зрения византийцев, и под церковные прещения.
Читать дальше