Кирилл Земсков - Тайна стоимости. Теория стоимости в истории политэкономии

Таким образом, как мы видим, уже в рамках натурального хозяйство представление о полезности блага, о его потребительской ценности, получает какой-то экономический смысл только при сопоставлении ее с трудовой стоимостью. Потребительская стоимость сама по себе имеет мало смысла. Маржиналисты и представители австрийской школы, устранив из своего рассмотрения трудовую стоимость, как величину, влияющую на экономическую деятельность, допустили серьезную ошибку. И поэтому все дальнейшие их рассуждения о ценности и стоимости благ и товаров приводили либо к абсурдным «парадоксам», либо к довольно бессмысленным спорам.

Но допустим, что какое-то благо достается нашему Робинзону без приложения труда и усилий – то есть абсолютно даром. Сможет ли Робинзон оценить полезность этого блага и будет ли такая оценка иметь какой-то экономический смысл? Конечно, нет. Если у Робинзона есть вода или зерно или виноград в достаточном или неограниченном количестве и для восполнения этого блага ему не нужно прилагать никаких серьезных усилий, то потребительская ценность такого блага будет равна нулю, несмотря на то, что это благо обладает определенной полезностью. Оценивать потребительскую стоимость блага имеет смысл только в том случае, если его можно обменять на какое-то другое благо, или же если для добычи этого блага требуется приложить время, труд и усилия, которые можно использовать как-то иначе. Человек ценит и придает потребительскую ценность только тем вещам, которые он может утратить, или для получения которых ему нужно предложить взамен другое благо, или же нужно применить свой труд. В противном случае понятие потребительской ценности не имеет никакого хозяйственного смысла, – в раю, где все блага доставались бы даром, такое понятие отсутствовало бы полностью.

Таким образом, величина потребительской стоимости (или полезности) приобретает какую-то определенность и смысл в хозяйственной деятельности только в том случае, если она сопоставляется с какой-то другой величиной стоимости. Это может быть потребительская стоимость другого блага, – например, если наш Робинзон хочет обменять зерно на виноград, и при этом зерно для него самого представляет потребительскую стоимость, то есть он мог бы его потребить сам. Или это может быть трудовая стоимость, – например, если Робинзону нужно определить, какое количество зерна ему следует произвести так, чтобы потребительская стоимость зерна превышала его трудовую стоимость. Но сама по себе потребительская стоимость блага, без сопоставления ее с другой стоимостью, не имеет никакого определенного значения и смысла. Представление о стоимости возникает только из практических хозяйственных нужд, когда нужно, сопоставив разные стоимости, принять какое-либо хозяйственное решение по производству, потреблению или обмену благами.

Чтобы это продемонстрировать, приведем такой пример. Допустим, что у нас есть 12 яиц, полезность которых уменьшается от 12 первого яйца до 1 последнего яйца в неких условных субъективных единицах полезности. Согласно теории предельной полезности, ценность всех 12 яиц будет определяться путем умножения полезности последнего яйца (равной 1) на количество яиц, и она будет равна 12. Теперь разложим яйца в две упаковки по шесть яиц. Единицей блага теперь для нас будет служить уже не отдельное яйцо, а упаковка, и полезность упаковки будет равна совокупной полезности находящихся в ней яиц. Соответственно, полезность второй упаковки, которая теперь служит последней (предельной) единицей блага, будет равна: 6+5+4+3+2+1=21. И тогда полезность двух упаковок будет равна 21*2=42. Таким образом, полезность всех 12 яиц будет уже другой. Если мы разложим яйца в упаковки как-то иначе (например, по три яйца или по два), то мы снова получим другой результат. Получается, что полезность 12 яиц зависит от того, как мы раскладываем яйца в упаковки, хотя яйца одни и те же и в том же количестве!

Снова «парадокс»? И как же разрешают этот «парадокс» сторонник маржинализма? Вот что по этому поводу пишет, например, современный представитель австрийской школы Мюррей Ротбард:

Нет никакого смысла в требовании, чтобы предельная полезность выражалась в терминах математических исчислений. Применительно к человеческой деятельности слово «предельный» относится не к бесконечно малой, а к значимой единице. Каждая единица, значимая для определенного действия, является предельной. Например, если в какой-либо конкретной ситуации мы имеем дело с отдельными яйцами, то тогда каждое яйцо считается единицей; если мы имеем дело с упаковками по шесть яиц, то единицей является упаковка. В любом из данных случаев мы можем говорить о предельной полезности. В первом случае мы имеем дело с предельной полезностью яйца при различном количестве яиц; во втором – с предельной полезностью упаковки, зависящей от количества упаковок. Обе полезности являются предельными. Одна полезность ни в каком отношении не может быть «совокупной» для другой. ( Мюррей Ротбард, «О реконструкции экономической теории полезности и благосостояния»).