Разнообразные процессы дарвиновской эволюции не одинаковы, некоторые из них «более дарвиновские», чем другие, но не менее реальные и не менее важные для их конкретной ниши, поэтому очень важно быть дарвинистом по отношению к дарвинизму . Дарвиновские пространства Годфри-Смита представляют собой замечательный мыслительный инструмент, который помогает нам отстроить не только взаимосвязи между развитием различных видов в процессе их эволюции, но и процесс эволюции самой эволюции, в которой некоторые линии с течением времени дедарвинизируются.
Вернувшись к загадке, как наш мозг, созданный из миллиардов нейронов, возник без какой-либо контрольной и направляющей силы и развился в человеческий разум, мы изучили процесс децентрализованного, распределенного контроля нейронов, оснащенных всем необходимым для заботы о самих себе, включая и разновидность блуждающих нейронов , освободившихся от прежней роли послушных, одомашненных слуг под давлением отбора, вызванного новой особенностью окружающей среды: возникновением культурных захватчиков. Стремящиеся к воспроизводству слова и другие мемы спровоцировали процесс адаптации, изменения структуры мозга в ходе коэволюционного процесса. Как только передача культурных практик закрепилась как главная поведенческая инновация у нашего вида, она не только стала причиной важных изменений в нейронной архитектуре мозга, но и внесла новшества в окружающую среду в виде тысяч гибсоновских возможностей, которые обогатили онтологии человеческих существ и вызвали, в свою очередь, изменение давления отбора в сторону новых адаптационных приобретений, мыслительных инструментов, обеспечивших отслеживание новых возможностей. Культурная эволюция сама эволюционировала от случайного, ненаправленного поиска в сторону более эффективного созидательного процесса, целенаправленного и обусловленного, зависящего от понимания участников: интеллектуальных творцов. Человеческое понимание требует внушительного развития мыслительных инструментов. Культурная эволюция дедарвинизировалась сама, посредством собственных плодов.
Эта точка зрения позволяет нам рассматривать явленную нам картину мира в удобной терминологии Уилфрида Селларса как некий особый вид артефакта, созданный частью за счет генетической эволюции, частью – за счет эволюции культурной, как потрясающе эффективную иллюзию пользователя , помогающую испытывающим влияние времени организмам ловко двигаться по жизни, используя (сверх)упрощения, создающие картину мира, в котором мы живем, заметно отличающуюся от научной картины, к которой мы прибегаем, чтобы объяснить возникновение явленной картины. И здесь мы сталкиваемся с еще одной инверсией причинности, описанной Дэвидом Юмом в ходе объяснения наших представлений о причинно-следственных связях. Таким образом, мы можем воспринимать человеческое сознание как иллюзию пользователя , не представленную в несуществующем картезианском театре, но созданную репрезентативной деятельностью мозга в сочетании с соответствующими реакциями на эту деятельность («и что тогда происходит?»).
Это закрывает брешь, картезианская рана прикрыта, но пока это только набросок чрезвычайно важного объединения нашего времени. Набросок, тем не менее, достаточно детален, чтобы показать, что человеческий разум, каким бы разумным и понимающим он ни был, не является самой мощной когнитивной системой, которую только можно вообразить, люди-творцы уже достигли важного прогресса в создании машин глубинного обучения, использующих восходящие процессы и доказывающих в очередной раз правоту Второго правила Орджела: эволюция умнее нас. Как только мы осознаем дарвиновские перспективы, мы поймем, что наше текущее состояние как отдельного человека, так и общества несовершенно и непостоянно. Мы можем в один прекрасный день вернуть планету нашим родственникам-бактериям, и они продолжат свой скромный, восходящий стиль созидания. Или мы можем продолжить развиваться в созданной нами окружающей среде из артефактов, которые продолжат по-своему делать большую часть трудной когнитивной работы в эпоху постинтеллектуального созидания. Это уже не просто коэволюция мемов и генов, это созависимость нисходящих мыслительных процессов нашего разума и восходящих бессознательных способностей нашего животного мозга. И если наше будущее повторит траекторию нашего прошлого – того, что мы частично можем контролировать, – наш искусственный интеллект продолжит зависеть от нас, особенно если мы станем более осторожными в нашей зависимости от него.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу