Это была серия из крошечных поступательных шагов, полагаю я, которые постепенно вводили слова и другие мемы в нашу онтологию, нашу картину мира, открывая все новые горизонты для нашего врожденного любопытства, и позволили нам приступить уже к нисходящему творчеству в Пространстве созидания 91. Я изложил простую версию этих изменений в моей книге «Объясненное сознание» ( Consciousness Explained, 1991) и описал воображаемый мир наших предков, которые, привыкнув задавать простые вопросы, когда что-то их удивляло, обнаруживали, что ответы вдруг находились, даже когда их никто не слышал (стр. 193). Они смогли сами себе отвечать на вопросы. Они изобрели разговор с самим собой, и это было ими немедленно оценено как преимущество.
Чем же помогает разговор с самим собой? Разве это не похоже на плату самому себе за приготовление одинокого обеда? Налет парадоксальности исчезает, когда мы осознаем, что запросто можем «что-то знать» одной половиной мозга и не понимать этого другой даже в случае, когда это необходимо. А практика беседы с самим собой создает новые каналы коммуникации, которые могут при случае вывести скрытые знания наружу.
«Это казалось тогда хорошей идеей» – характерная для комических историй фраза, которая предваряет рассказ о больших ошибках, но далеко не всегда она служит символом глупости, скорее откровенности, а порой и интеллекта; тот, кто способен вспомнить точно, что он думал и как он дошел до жизни такой, находится на полпути к совершению важного шага по изменению собственных мыслей и представлений и больше не попадет в ту же ловушку. Чем неуловимее ошибка, тем более важную роль играет привычка к самоконтролю, доступная каждому, кто привык регулярно беседовать с самим собой (в следующий раз, когда вы будете решать загадку, попробуйте разговаривать с самим собой вслух; это отличный способ заполнить пробелы в мышлении).
Возможно , что безъязыкие животные «ломают голову» над скрытыми подсказками, и тому есть слабые свидетельства в их поведении, однако в любом случае наша практика самоанализа создает нам огромное преимущество – она делает наши рассуждения более запоминающимися, и мы можем пересмотреть их при необходимости. А как только вы привыкаете задавать себе вопросы, ваши творческие способности становятся более нисходящими, вы используете направленный поиск и меньше полагаетесь на случайные решения и озарения. Случайность (или то, что считается в эволюции случайностью, отделение процесса создания кандидатов для испытаний от выработки критериев успеха) никуда не девается; даже самые хитроумные исследования часто намеренно разбавляются «случайной» порцией проб и ошибок. Однако пространство поиска можно сузить, используя уже полученную в ином контексте информацию, и тем самым убрать из него значительные области с низким уровнем вероятности и высокой нерелевантностью, но только если мыслитель вовремя об этом вспомнит. Беседовать с самим собой, задавать самому себе вопросы или даже просто повторять важные (ключевые) слова – это эффективный способ тренировки внутренних ассоциативных сетей, привязанных к определенным словам, способ напомнить об упущенных возможностях, которые могут раскрыть вам причину вашей тревоги или недоумения.
Изобретение Тьюрингом цифрового компьютера может послужить ярчайшим примером нисходящего интеллектуального созидания, и из воспоминаний о событиях той героической и сложной эпохи мы можем сделать вывод, что путь к технологическим вершинам был не простым и прямым, а трудным и извилистым, он состоял из многих неудачных попыток, несколько раз приходилось начинать все сначала, решать кучу побочных задач, – и помощь порой приходила совершенно из других областей знаний. Идеалом разумного сознания считается мозг, вмещающий в себя все знания; эти знания доступны, равноудалены от пользователя, никогда не искажаются, это что-то типа толпы экспертов, готовых в любое мгновение протянуть руку помощи. Байесовский мозг животного или ребенка отлично приспособлен для выполнения некоторых из восходящих поисков ключевых сущностей, не прибегая к использованию более сложных мыслительных инструментов, однако взрослый мозг может – в редких случаях – оказывать значительное упорядочивающее влияние на процесс, ставить приоритеты, подавлять излишнюю конкуренцию и организовывать экономный поиск решений.
В своей книге об эволюции языка Харфорд пишет: «Животное на определенной стадии развития живет богатой внутренней жизнью, обладая чем-то вроде естественного интеллекта, позволяющего ему хорошо организовать свой мир» (2014, стр. 101). Вторая часть предложения не вызывает сомнений, однако замечание про «богатую внутреннюю жизнь» в смысле сознательной жизни, типа нашей, которая якобы позволяет организовать свой мирок, вызывает сомнения. Я уже заявлял, что мозг может быть байесовским генератором ожиданий, не фиксирующим при этом возможностей, которые можно было бы запомнить и использовать позднее. Могут ли животные думать о мышлении или тем или иным путем осознавать свои ментальные состояния, остается эмпирическим вопросом, на который пока нет ответа, и «богатая внутренняя жизнь», не сопровождающаяся способностью к совершенствованию процессов рефлексии, на самом деле вряд ли так уж богата. Какой ценностью может обладать способность точного восприятия, к примеру, запахов, для мозга, который не может вспоминать, сравнивать и удивляться, размышлять и запоминать результаты своих вторичных и третичных реакций 92? Примечание: я не утверждаю, что животные и дети не имеют сознания (я отложил на будущее дискуссию о сознании). Если сознание само по себе лучше всего рассматривать как допущение существования степеней сравнения (как я уже заявлял, и буду отстаивать это и дальше), значит, мы можем утверждать, что существуют варианты сознаний, «изобилующих» одними качествами и не обладающих другими.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу