Карен Хорни - Невроз и личностный рост - борьба за самореализацию

Точно так же, тому, кто панически боится змей или водить машину, может быть прекрасно известно о том, что такие страхи возникают под действием сил бессознательного, которые ему не подвластны. Его рассудок говорит ему, что нравственное осуждение трусости бессмысленно. Он может даже спорить с собой, «виноват» он или «не виноват», то оправдывая, то обвиняя себя. Но он, вероятно, не сможет прийти к консенсусу с самим собой, поскольку в этом споре участвуют разные уровни его бытия. Как человеческое существо, он может позволить себе поддаться страхам. Но как богоподобное существо, он должен обладать атрибутом абсолютного бесстрашия и обязан ненавидеть и презирать себя за какие-то там страхи. Возьмем другой пример. Писатель переживает творческий кризис, потому что различные внутренние факторы превращают для него ремесло писателя в суровое испытание, «наказание божие». Поэтому его работа не спорится, он отлынивает при малейшем поводе или занимается чем-то, не относящимся к делу. Вместо того чтобы посочувствовать своему несчастью и исследовать его, он обзывает себя ничтожным лентяем или обманщиком, которому вообще не интересна его работа.

Самообвинения в мошенничестве и обмане – наиболее распространенные. Их не всегда прямо себе предъявляют. Чаще невротическая личность ощущает результат – ему тяжело, у него постоянные сомнения, в целом не конкретные, но то дремлющие, то осознанно мучительные. Иногда он отдает себе отчет только в своем страхе быть уличенным, который возникает у него в ответ на самообвинения: если бы люди знали его лучше, они бы увидели, какая он посредственность. На следующем выступлении его некомпетентность станет очевидной. Люди поймут, что он только выставляется, а за спиной у него – никаких фундаментальных знаний. И опять остается неизвестным, что именно может «стать ясно» при близком общении с ним или в ситуации своего рода проверки, испытания. Однако этот самоупрек не взят из ниоткуда. Он из разряда бессознательных претензий невротика – претензий на любовь, справедливость, интерес, знания, скромность. Распространенность именно этого самообвинения равна распространенности претензий при неврозе. Его деструктивный характер проявляется и здесь: рождается только чувство вины и страха, а конструктивный поиск существующих бессознательных претензий отходит на задний план.

Другие самообвинения бьют не столько по существующим затруднениям, сколько по мотивации что-либо сделать. Их можно принять просто за настоящие образцы честного самоисследования. И только в полном контексте есть возможность разобраться, действительно ли человек хочет познать себя или только ищет повод для обвинения, или же в нем присутствуют оба желания. Эта процедура обманчива уже потому, что на самом деле наши мотивации редко бывают чистым золотом, чаще это сплав с металлами менее благородными, чем хотелось бы. И все-таки если в сплаве преобладает золото, мы до поры до времени можем называть его золотом. Мы даем советы другу. Если при этом наша основная мотивация – дружеское намерение конструктивно ему помочь, нас это вполне устроит. Но иначе думает тот, кто зажат в тисках страсти выискивать собственные провинности. «Да, я дал ему совет, может быть, даже отличный совет. Но я сделал это неохотно. Часть меня была недовольна, что пришлось побеспокоиться». Или же: «Я сделал это, наверное, только потому, что приятно было ощутить превосходство над ним, а может быть, и вообще отшутился, чтобы не забираться глубже в его ситуацию». Все эти рассуждения вводят в заблуждение именно потому, что в них есть зерно истины. Сторонний наблюдатель, если он не глуп, иногда может прогнать такое наваждение. Он может возразить: «Положим, так все и есть. Но ты уделил другу время и был заинтересован в том, чтобы реально помочь ему, это разве не заслуживает уважения?» Жертве ненависти к себе никогда не приходит в голову посмотреть на дело с такой точки зрения. Уставившись на свои прегрешения, он за деревьями не видит леса. Более того, если священник, друг или психоаналитик показывают ему вещи в правильной перспективе, это его не убеждает. Он вежливо соглашается с очевидной истиной, но про себя думает, что это все лишь слова ободрения или утешения.

Такие реакции показывают, как трудно освободить невротика от ненависти к себе, и они заслуживают нашего пристального внимания. Его ошибка в оценке ситуации очевидна. Он может и сам понимать, что излишне сосредоточивается на одних сторонах, упуская из вида другие. Тем не менее его приговор себе обжалованию не подлежит. Причина в том, что его логика имеет другие отправные точки, в отличие от логики здорового человека. Раз его совет не был абсолютно полезным, значит, все его действия нравственно предосудительны, и он начинает терзать себя и отказывается позволить отвергнуть свои самообвинения. Эти наблюдения опровергают предположение, которое иногда выдвигают психиатры, что самообвинения не что иное, как хитрость, применяемая, чтобы избежать обвинений и наказания и даже получить утешение. Конечно, бывает и так. Дети и взрослые, имея дело с жесткой властью, могут использовать это как стратегию. Но даже если так, нам не следует спешить с осуждением, а исследовать, зачем утешения нужны в таком количестве. Обобщая такие случаи и расценивая самообвинения только как стратегическое средство, мы бы совершенно ошибочно оценили их деструктивную силу.