Карен Хорни - Невроз и личностный рост - борьба за самореализацию

И все же они способны хотя бы начать самостоятельную работу. Они могут дойти до того момента, когда уже потребуется писать или выступать публично; их честолюбие, в котором они себе не признаются, толкает их к более независимой деятельности; не в последнюю очередь под влиянием самых здоровых и самых рьяных побуждений талант рвется наружу и заставляет их искать ему выражения. И тут, когда они пытаются выбраться из тесных рамок, созданных «процессом усушки» в их невротической структуре, начинаются реальные трудности.

С одной стороны, у них такие же сильные требования совершенства, как и у захватнического типа. Но если те легко самодовольно удовлетворяются достигнутым превосходством, смиренный тип ругает себя неустанно и всегда готов найти недочеты в своей работе. Даже после успешного публичного выступления (например, он провел презентацию или прочел лекцию) он все еще будет сокрушаться, что забыл то или другое, неправильно расставил акценты, держался слишком робко или слишком вызывающе и т. п. Так начинается почти безнадежная битва, в которой он сражается за совершенство, уничтожая самого себя. Вдобавок требования достичь идеала питаются еще из одного источника. Табу на честолюбие и гордость делают его «виноватым», если он стремится к личным достижениям, и только высшие достижения могут искупить вину. («Если ты посредственный музыкант, лучше уж тебе мыть полы».)

С другой стороны, если он перешагивает через эти самые табу или хотя бы начинает осознавать это, начинается саморазрушение. Это процесс, который я описывала, говоря о соревновательных играх: как только такой тип личности понимает, что выигрывает, он не может больше играть. Таким образом, он все время стоит между молотом и наковальней, ему надо и рыбку поймать, и ноги не замочить.

Проблема обостряется, когда конфликт между влечениями к захвату и к смирению выходит на поверхность. Например, художник, пораженный красотой какой-то вещи, уже видит перед собой совершенную композицию. Он начинает писать. Получается прекрасно. Он в приподнятом настроении. Но потом то ли все пошло слишком хорошо (лучше, чем он может вынести), то ли не было достигнуто совершенство, которое он видел перед собой вначале, но он начинает себе вредить. Он пытается улучшать картину. Она становится хуже. Тут он приходит в неистовство. Он продолжает «улучшения», но краски становятся все более неживыми и блеклыми. Его творение погибло в одну секунду; он все бросает в полном отчаянии. Через некоторое время он начинает другую картину – только чтобы пройти через те же муки.

Так же писатель легко начинает новую книгу, пока не понимает, что дело пошло и правда хорошо. С этого момента (не понимая, конечно, что «опасным местом» стало само его чувство удовлетворения) он начинает придираться к себе. Возможно, он действительно дошел до трудного места в сюжете, например до описания того, как главный герой должен вести себя в сложившейся ситуации; однако более вероятно, что эта трудность только кажется ему таковой, потому что ему уже мешает деструктивное презрение к себе. В любом случае он становится беспокойным, не может несколько дней заставить себя сесть за работу, рвет в припадке ярости последние страницы в клочья. Его может преследовать кошмар, где он заперт в одной комнате с маньяком, готовым убить его, – простое и ясное выражение его убийственной злости на себя [79] В статье «Затруднения в работе» я приводила эти примеры, но рассматривала такое поведение только как реакции на то, что не было достигнуто ожидаемое совершенство. .

В обоих примерах (а таких примеров можно легко привести множество) мы видим два четких шага: творческий шаг вперед и деструктивный шаг назад. Говоря о тех личностях, у которых влечения к захвату были подавлены и взяло верх влечение к смирению, мы выяснили, что шаги вперед у них получаются крайне редко, а назад – совершаются с меньшим драматизмом. Конфликт протекает более скрытно, весь внутренний процесс, набирающий ход во время работы, перешел в хроническую форму и усложнился – распутать его стало еще труднее. Хотя в этих случаях нарушения в работе могут быть самой главной жалобой, их не так-то легко распознать. Их природа выясняется постепенно, после того как вся невротическая структура ослабеет.

Сам человек замечает, что при творческой работе ему сложно сосредоточиться. Он легко теряет мысль, или у него вообще нет идей, или мысли его отвлекают всякие повседневные мелочи. Он нервничает, суетится, тупеет, раскладывает пасьянс, звонит по телефону, хотя это и не срочно, делает маникюр, бьет мух. Он сам себе противен, прикладывает героические усилия, чтобы начать работу, но скоро так устает, что вынужден ее бросить.