Кевин Бэйлз - Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике

Сегодня экономические связи могут привязывать раба в поле или публичном доме к самым высшим сферам международных корпораций. Как эти связи работают — основная тайна новой системы рабства, которая настоятельно требует исследования. Такие связи между рабами и мировым бизнесом — не новое явление. В девятнадцатом веке британская текстильная промышленность была вынуждена признать, что рабский труд обеспечивает бóльшую часть поставок сырья — хлопка. Некоторые английские рабочие пытались отказываться работать с хлопком, собранным рабами, но большинство полагало, что у них нет другого выбора, кроме как работать с тем, что дает начальник. Многие рабочие считали, что все это не их дело. Владельцы фабрик не смогли стать моральными лидерами, они утверждали, что должны покупать самый дешевый хлопок, чтобы выдержать конкуренцию. А правительство в то время, хотя и получало прибыль от налогов на текстильную промышленность, придерживалось строгой политики невмешательства, утверждая, что «рынок» сам предложит лучшее решение. Многие компании, инвесторы и рабочие сталкиваются с аналогичной проблемой сегодня. Что вы будете делать, если поймете, что ваша работа зависит от рабского труда? Когда мы исследуем тайну, каким образом рабство связано с мировой экономикой, нам лучше быть готовыми к неприятным сюрпризам.

Крупные экономические перемены последних 10 лет втянули мировую экономику в более тесные контакты с угнетенными, даже закабаленными рабочими. Международное торговое соглашение (особенно Мировое соглашение по тарифам и торговле и Североамериканское соглашение о свободной торговле) разрушило барьеры на пути торговли и движения капитала между странами. Сегодня лукавая и неодолимая логика использования самых дешевых материалов, произведенных самыми дешевыми рабочими руками, заставляет корпорации пересекать границы между странами. По словам нью-йоркского финансиста Роберта А. Джонсона, «у капитала есть крылья. Капитал имеет дело с двадцатью рынками труда одновременно и выбирает среди них. Рабочая сила привязана к месту. Поэтому властные отношения между трудом и капиталом меняются» [100]. Поскольку теперь международный бизнес рыщет в поисках самой дешевой рабочей силы, часто с помощью посредников, некоторые из этих посредников добиваются дешевизны, используя рабский труд. Между тем компании задаются вопросом, зачем платить $20 в час фабричному рабочему в Европе, если в Индии он будет работать за $1 в час или того меньше? Зачем покупать сахар у американских фермеров, когда он намного дешевле в Доминиканской республике (где урожай собирают закабаленные гаитяне)? Строительные материалы, например кирпичи, так дешевы в Пакистане — почему же не строить там? В Бразилии невероятные возможности для разведения скота, и подрядчики поставляют такую дешевую рабочую силу! До тех пор пока не посмотришь попристальней, перед вами выгодная сделка. Деловой человек всегда может сказать: «Мне важно заключить выгодную сделку, я не могу волноваться по поводу местных проблем».

Все ведущие мировые компании без конца повторяли эту фразу. Но в конце 90-х годов в Соединенных Штатах разгорелась дискуссия по поводу потогонного использования детского труда в производстве одежды и обуви для всемирно известных марок, таких как Nike и Gap, которая помогла серьезно изменить это отношение. Когда образованное общество оказывает давление, деловые круги могут начать волноваться по поводу местных проблем. В Индии, например, от 65 до 100 миллионов детей в возрасте до 14 лет работают больше 8 часов в день [101]. Ими заполнены фабрики с потогонной системой, они вовлечены и в другую работу. Что еще страшнее, примерно 15 миллионов этих детей — это не просто детский труд, а рабский детский труд. Закабаленных детей еще труднее обнаружить, пойманные в силки долгового рабства, они работают не на фабриках, производящих продукцию для широкомасштабного экспорта, но на небольших, изолированных предприятиях. В отличие от владельцев фабрик, производящих футбольные мячи, их хозяева не боятся быть обнаруженными и привлечь общественное внимание.

В новой рабовладельческой системе очень просто избежать ответственности. Одна из основных особенностей традиционного рабовладения состояла в том, что раб и хозяин были прочно связаны друг с другом. Но в сегодняшней рабовладельческой системе мы видим, что дистанция между «хозяином» и рабом все расширяется и расширяется. В Мавритании, дающей лучший пример старого рабства, рабы все еще живут в доме своего хозяина, часто носят то же семейное имя. В модернизованном индийском или пакистанском феодализме хозяева на шаг отдалились от своих рабов, появился слой менеджеров. В полностью развитой системе нового рабства в Таиланде или Бразилии возникли сложные цепи контрактов и контроля. Они стали настолько сложными, что трудно сказать, кто же «владеет» рабами. Но то, что мы не можем указать пальцем на рабовладельца, не означает, что рабство прекратило существование, так же как убийство не перестает существовать лишь потому, что убийцу нельзя найти. Новое рабство — преступление с миллионами жертв, но очень небольшим числом опознанных преступников, именно это делает его искоренение такой трудной задачей.