Альманах «Знак вопроса» - ЗНАК ВОПРОСА 1994 № 03

Впрочем, новое ведь никогда не признается всеми безоговорочно. Даже в этом достаточно ясном случае нашлось немало горячих голов, утверждавших, что от громоотвода гораздо больше вреда, чем пользы. Так даже на здании Дижонской академии наук во Франции профессор де Морико смог поставить громоотвод лишь в 1773 году после долгого и продолжительного спора с профессором Сорбонны аббатом Нолле.

Отмечен и такой исторический эпизод. В 1780 году некий Сиседи де Буа Валле установил громоотвод на крыше своего дома в Сент-Омере. Соседи потребовали снять стержень под тем предлогом, что, отводя молнию от себя, де Буа Валле будет наводить ее на них, а перед Богом, дескать, все равны. «Аргументы» эти были приняты местным судьей, и он потребовал снять громоотвод. Правда, адвокат господина де Буа Валле не успокоился, перенес дело в следующую судебную инстанцию и выиграл его. Кстати сказать, этим адвокатом был Робеспьер, один из главных действующих лиц грядущей французской революции.

В Англии споры по поводу громоотвода были столь жаркими, что в дело был вынужден вмешаться сам король Георг III. Он вмешался и…запретил применение новинки. Причем надо сказать, что в решении короля была своя логика. Во-первых, в 1776 году американские колонии провозгласили «Декларацию независимости», и Франклин входил в состав комитета, подготовившего текст этого документа. Так что всякий раз, когда разгорался спор о «франклиновских стержнях», королю словно бы наступали на любимый мозоль. Во-вторых, в пороховые склады Пеффлита, защищенные по совету Франклина громоотводами в 1772 году, одна из молний все же попала, что послужило доказательством несовершенства защиты.

В общем, дело подвигалось достаточно туго. Свидетельством тому может послужить хотя бы книга Франсуа Араго «Гром и молния», переведенная на русский язык в начале нашего века. Надо отдать должное ученому — труд этот написан с истинно французским изяществом, языком столь простым и ясным, что, как справедливо отмечал переводчик М. Хотимский, сочинение Араго можно было увидеть и в будуаре знатной дамы, и на столе государственного чиновника, банкира, заводчика, адвоката, скромного ученого.

Причиной тому множество увлекательных историй, приведенных Ф. Араго на страницах книги. Например, такая. Риуэ, капитан фрегата, рассказывал, что в ночь с 21 на 22 февраля 1812 года, когда он, тогда еще старший офицер, нес вахтенную службу на корабле «Голу мин», молния ударила аккурат в капитанский мостик. Риуэ получил несколько неглубоких ран на голове. А когда наутро стал бриться, то обнаружил, что бритва легко вырывает волосы с корнем, постепенно выпали волосы и на других частях тела.

На страницах солидного фолианта, повторяю, таких историй можно отыскать множество. А ведь перед нами не сборник забавных анекдотов, а труд «непременного секретаря Французской Академии и пр.», как указано на титуле книжки. А стало быть, книга претендует на право называться первой научной монографией, посвященной атмосферному электричеству. И Араго пытается дать какое-то объяснение чудесам природы.

Он, например, нисколько не сомневается в электрической природе грозы и приводит такое определение: «Гроза — небесный огонь или электрическая материя, исторгающаяся из облака, производя яркий свет и сильный грохот».

Он сообщает и классификацию молний, во многом совпадающую с современной. В частности, выделяет в отдельный класс шаровую молнию, речь о которой пойдет позднее. Однако Араго все же не смог объяснить очень многих причин образования грозы, и потому нам придется обратиться за дальнейшими разъяснениями к современным ученым.

«Впервые связь грома и молнии люди стали осознавать в конце XIX века, — пишет, например, в своей статье «Гром» американский исследователь А. Фью. — И сразу же одна за другой, словно грибы после дождя, стали возникать теории, объясняющие, откуда берется рокот «небесного барабана».

Конечно, про громыхание «небесных колесниц» никто уже всерьез не вспоминает. Более, научное определение попытался дать в свое время даже Лукреций Кар в своей поэме «О природе вещей». Он считал гром как бы первопричиной грозы: