В ходе предпоследнего сеанса, прошедшего 29 мая, всего за месяц до слушания, Штайн попросил Дженнифер описать отца.
Штайн. Каким он был?
Дженнифер Нейгл. Он не был заботливым… Его часто не было дома. Он был рассеянным. Мне не хватало отца… Он просто всегда был занят работой… Он много работал.
Позднее, в самом конце сеанса, состоялся следующий разговор:
Штайн. Твой отец был эгоистичным?
Дженнифер Нейгл. Не думаю. Он мало давал семье, зато много отдавал другим людям. Мальчикам.
Штайн. Он сказал то же самое. Честно говоря, я думаю, что вы оба не совсем правы, но это лишь мое личное мнение.
Дженнифер Нейгл. Что он не эгоистичен?
Штайн. Нет, я думаю, что он эгоистичен.
Дженнифер Нейгл. Почему?
Штайн. Я думаю, что он очень далек от того, чтобы кому-то что-то отдавать.
Дженнифер Нейгл. Не знаю. Я вынуждена признать, что семье он отдавал мало. Но было много ребят, которые его уважали, знаете, довольно много.
Штайн. Тебе нужно было больше, чем какие-то подарки или поездки… Ты испытывала эмоциональную боль. И я думаю, что именно в этом отношении он давал тебе недостаточно.
Дженнифер Нейгл. Мне кажется, никто в семье не оказывал мне эмоциональной поддержки.
Штайн. Это тоже мое личное мнение. Прежде чем мы закончим, ты можешь рассказать мне что-нибудь еще, что пролило бы свет на родственные, семейные отношения между тобой и твоим отцом?
Дженнифер Нейгл. Я не думаю, что нас можно назвать семьей. По крайней мере, я частью семьи не была. Возможно, они были семьей без меня. Не знаю.
Штайн. Не думаю, что это правда. Но даже если и так, это вовсе не твоя вина.
Дженнифер Нейгл. Так мне и говорят.
Штайн. Мне бы хотелось, чтобы ты в это поверила.
Дженнифер Нейгл. Я стараюсь.
Стив Моуэн полагал, что в этом разговоре, занимавшем всего одну страницу с тремя пробитыми дыроколом отверстиями, аккуратно напечатанном, отксерокопированном и помещенном в черную папку, предназначенную для юристов вроде него самого, содержался ключ ко всему делу. Дженнифер была ранимой, одинокой девочкой, которая испытывала сильную эмоциональную боль на протяжении всего своего детства. Мать казалась ей холодной, незаботливой и бесчувственной, поэтому она обратилась к отцу в поисках любви и поддержки. Но ее чувства по отношению к отцу были глубоко противоречивыми. Стив вспомнил разговор, во время которого Даг пытался разобраться в сложных эмоциональных перипетиях их семьи. «Я старался быть Дженнифер другом, – рассказал он Стиву, – но она всегда держалась от меня на расстоянии. Думаю, она старалась защитить мать, которая вечно ревновала, потому что я и две наши старшие дочери были так близки». Даг рассказал ему о письме, которое он написал Дженнифер, когда она гостила у дедушки на Восточном побережье. «Я хочу узнать тебя поближе», – писал он.
В ответном письме Дженнифер объяснила, что она не хочет быть ближе к отцу, потому что ей нужно «личное пространство», но он может возить ее с друзьями на машине, когда пожелает. Даг с уважением воспринял слова Дженнифер о «личном пространстве» и возил Дженнифер и ее друзей, куда им было надо, когда выдавалась такая возможность. Но у него и дальше возникали трудности в общении с дочерью, и как-то раз он попытался поговорить с ней об этом. «Мне плохо оттого, что мы с тобой так далеки друг от друга, – сказал он, – но я рад, что вы с матерью довольно близки».
«Но, папа, мы с тобой тоже близки», – ответила Дженнифер.
Подумав о том, как Даг описывал свои воспоминания об этих разговорах, и о прочих деталях из жизни Нейглов, о которых он уже знал, Стив понял: что-то и правда пошло не так. Возможно, что-то с самого начала было не совсем «правильно» в отношениях Дага, Дебби и их детей. Но каждый прочитанный Стивом документ, каждый разговор и все, что он знал о человеческой натуре, – все это заставляло его сомневаться в том, что Даг Нейгл был виновен в сексуальном насилии над своими детьми.
* * *
Разбирательство длилось три недели. Даг отказался от права на суд присяжных и предоставил возможность вынести окончательное решение судье Малкольму Уорду.
Согласно показаниям Дебби, она не хотела верить в то, что ее муж насиловал их детей, но, выслушав их рассказы, не могла прийти к иному выводу. Она оставалась сдержанной и спокойной и полностью себя контролировала, стоя за свидетельской кафедрой. «Превосходный свидетель со стороны обвинения», – наклонившись к Дагу, шепнул Стив. Но Дага беспокоила та расслабленность, с которой она давала показания. Пока в зал не вошел судья, она болтала с заместителем прокурора, рассказывая всякие анекдоты и истории. Даг подумал, что она как будто хорошо проводила время. Она смеялась и шутила, стоя за свидетельской кафедрой – можно ли считать это нормальным поведением для женщины, мужа которой судят по обвинению в сексуальном насилии над их детьми? Что это за странный мир, в котором он оказался, и что его в нем ждет?
Читать дальше