Ася Энтова - Осознавая время. Сборник эссе

Те израильтяне, которые придерживаются социологического определения еврейства, выступают с требованием «социологического» гиюра (массового и облегченного, возможно, даже символического), справедливо утверждая, что ребенок, с младенчества посещавший израильские детские учреждения, в той или иной мере проходит процесс социализации и интегрируется в израильское общество. Однако в случае ярко выраженной альтернативной идентификации (то есть, если человек связан с другой национально-религиозной общиной, далекой от евреев и иудаизма) этот принцип работать не будет.

До тех пор, пока альтернативой еврейству в Израиле служила принадлежность к христианской или мусульманской общине, такой подсчет имел смысл, но в последние десятилетия с приездом массовой алии из бывшего СССР и с миграцией в Израиль значительного количества иностранных рабочих появились и другие, нерелигиозные альтернативы, такие, например, как Русская община или община дальневосточных иммигрантов. То есть граждане Израиля, ассоциирующие себя, например, с Русской общиной и считающие себя русскими в диаспоре, могут быть добропорядочным израильтянами, но никак не евреями, несмотря на то, что они приехали в страну по закону, в котором говорится о возвращении евреев. Таким образом, отсутствие четких объективных критериев заставляет обращаться к субъективному самоопределению, которое не только трудно выявить, но оно еще имеет тенденцию меняться в зависимости от внешних условий.

Так, если в бывшем СССР в определенных случаях потомки еврейки и нееврея носили русскую фамилию и практически ассимилировались, то после перестройки часть из них склонна так или иначе использовать преимущества своего галахически-еврейского происхождения 24 24 Еврейская традиция (Галаха) считает евреями тех, кто родился от матери-еврейки или прошел ортодоксальный гиюр. Таким образом, потомки смешанных браков еврея и нееврейки для того, чтобы считаться евреями, должны проходить процедуру гиюра. и ассоциировать себя с еврейской общиной.

Проблема размытости социальных групп, конечно же, не исключительно еврейская. В эпоху глобализации многие этносы и народы имеют значительную диаспору и подвергаются ассимиляции и интеграции, поэтому сегодня нацию рассматривают, образно говоря, как сферу, состоящую из «твердого ядра» и так или иначе связанной с ней «оболочки». Для стабильных наций менее проблематичным является ответ на вопрос о том, чем определяется такое ядро, сила притяжения к которому помогает сохранять самоопределение. Как правило, это ядро имеет четкие территориальные, культурные, религиозные, языковые и этнические признаки.

К какому ядру тяготеет «светский» еврей? Ведь Маркса или Эйнштейна можно только в шутку назвать евреем «ядрёным» или «ядерным». Их достижения в философии или физике никак не могут служить объективным критерием еврейства. Несмотря на то, что время от времени какой-нибудь светский еврей-«фундаменталист» декларирует свою альтернативность еврею «религиозному» и заявляет свое несоблюдение традиций как идеологию, тем не менее в социологии принято включать в «ядро» людей с четко выраженными еврейскими религиозными и (или) этническими признаками и еврейским самоопределением. Вокруг этого центра располагается оболочка из членов общины, не подпадающих под те или иные критерии.

Если социологический центр принадлежит евреям этническим и традиционным, то где находится центр идеологический? На чем основывается еврейская национальная идеология, появившаяся вместе с другими европейскими национальными идеологиями, ставшими основой современных национальных государств?

После Просвещения европейский светский человек упорно искал замену уюту лона матери-церкви. Начиная с Макиавелли, он пытался сменить религиозную общину на политическую, на государство как национальный дом. Гуманисты-рационалисты и романтики, теоретики и практики, каждый по-своему вносили лепту в строительство современной национальной идеологии. Если рационалисты Просвещения вынуждены были примирять требования универсального разума с уникальностью формы исторически сложившегося национального «общественного договора», то у романтиков трудности состояли в собирании отдельных мятежных личностей под общую крышу национальных чувств и национального духа. Теоретики декларировали общественный договор и благо государства, а практики настаивали на том, что только родственная любовь большой семьи-нации может противостоять эгоистическим стремлениям человека, освобожденного от непосредственной ответственности перед посланцами Всевышнего на земле. При этом для обоснования своих тезисов все дружно ссылались на ветхозаветный народ.