Сергей Васильев - На злобу дня - от платонизма до реформы образования

В этой же связи, касаясь высказываний Линнея и Уэвелла, утверждающих, что род определяет признаки, а не наоборот, А. А. Любищев замечает: «Между тем выражения Линнея и Уэвелла настолько общи, что совместимы с любой онтологией и выражают просто индуктивный вывод, что в попытке дать точную характеристику естественной группы мы чрезвычайно часто, если не всегда, наталкиваемся на исключения». 12 12 Любищев А. А. К логике систематики [Текст] //Любищев А. А. Проблемы эволюции. – Т. 2. – Новосибирск, 1972. – С. 54. Далее А. А. Любищев поясняет, что Уэвелл в качестве типа берет образец из класса, например, вид из данного рода, который рассматривает как преимущественно обладающий характером класса. Все виды, представляющие большее сродство с этим типическим видом, чем со всяким другим, образуют род и сосредотачиваются вокруг этого типа, отходя от него в различных направлениях и в различной степени.

Мы видим, таким образом, что тип выступает как образец, норма, которая нередко окружена различными отклонениями, аномалиями, иными словами, «несовершенствами». По отношению к ним тип можно рассматривать как нечто совершенное.

И совершенство идеи, типа не означает обязательно эстетическое или этическое совершенство. В. Татаркевич отмечает, что следует различать понятие совершенства как того, что завершено, доведено до конца и поэтому полно от обыденного понимания совершенства как наилучшего. 13 13 Татаркевич В. О счастье и совершенстве человека. [Текст]/ Татаркевич – М., 1991. – С. 310–313. Если тип содержит в себе все признаки своих подтипов, то он полон, а они частичны. В этом смысле он совершенен, а они нет. Это не значит, что он прекраснее их или добрее.

Методологическая заостренность философских интересов Л. Н. Васильевой сыграл с ней, по нашему мнению, злую шутку. Привычка концентрироваться на узких интересах своей профессии мешает более широко взглянуть на проблему и принуждает ее отвергать общепринятую и веками утвердившуюся традицию интерпретации теории идей Платона. Раз систематика интересует порядок многообразия, система различий, и для этого необходимо понятие идеи, то идея непременно должна проявляться в чувственных вещах. Отсюда понятно стремление отвергать гипостазированное существование идей, дуализм Платона, совершенство идеального мира по сравнению с чувственным. Особенно автор не согласен с характеристикой чувственного мира как искаженного идеального, а также с его отрицанием.

Признание нашего мира как искаженного, по сравнению с идеальным, не есть препятствие познанию. А. А. Любищев пишет: «Возникло новое, специфически платоновское учение об идеях – совершенном идеальном мире, слабым и искаженным изображением которого является наш реальный мир. Но так как он все-таки является отражением, вернее, тенью идеального мира, то тщательное наблюдение реального мира может нам открыть и законы мира идеального». 14 14 Любищев А. А. Линии Демокрита и Платона в истории культуры [Текст]/ Любищев А. А. – СПб., 2000 – С. 139.

Вопреки мнению Л. Н. Васильевой знаменитый образ пещеры тесно связан с теорией идей. В конце рассказа о пещере Сократ явно противопоставляет два мира – чувственный и сверхчувственный. В диалоге «Тимей» Платон поясняет свою онтологическую позицию: «Представляется мне, что для начала должно разграничить вот какие две вещи: что есть вечное, не имеющее возникновения бытие и что есть вечно возникающее, но никогда не сущее. То, что постигается при помощи разума и рассуждения, очевидно, и есть вечно тождественное бытие; а то, что подвластно мнению и неразумному ощущению, возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле». 15 15 Платон Тимей [Текст]// Платон Собрание сочинений в 4 т. – Т. 3. – М., 1994. – С. 432.

Что касается отрицания чувственного мира, утверждения о его нереальности, то это надо понимать не буквально, в смысле простого отсутствия, небытия, а в ином смысле. Истинная реальность вечна, полна, совершенна, поэтому неподвижна. А все, что мы видим в чувственном мире временно, неполно, изменчиво, преходяще. Именно поэтому чувственные вещи и не являются истинной реальностью. То есть нереальность чувственного мира надо понимать относительно. Он нереален, не вполне реален по сравнению с истинным миром. Он, так сказать, «второсортен», но это не значит, что его просто нет.

В заключение хотелось бы выразить надежду, что конкретные науки еще не раз на своем материале продемонстрируют нам возрождение платонизма как мировоззрения и методологии. Ибо верно замечено, что вся европейская философия – это несколько примечаний к Платону.