Эрик Лор - Российское гражданство - от империи к Советскому Союзу

Кроме того, национальная политика нового режима в 1920-х годах казалась совместимой с иммиграцией различных окраинных народов. Политика коренизации в советских республиках была терпимой и даже способствовала культурной и лингвистической консолидации титульных национальностей каждой республики. До централизации гражданства, произошедшей в 1922–1924 годах, вожди советских республик пользовались значительной свободой в формировании собственной политики гражданства. Как мы уже видели, это оказалось особенно важным для Украины и Кавказа.

Консолидация национальностей могла логичным образом включать своего рода призыв вернуться на родину, иммигрировать в новые советские национальные дома. В принципе иммиграцию таких групп можно было рассматривать как «наглядное доказательство того, что Советский Союз являлся привлекательным для иностранного населения» [640]. Бюджеты выделяли дополнительные средства приграничным областям, чтобы повысить притягательность этих территорий в глазах зарубежного населения и одновременно предотвратить эмиграцию. И в самом деле, известны случаи обратной миграции и даже иммиграции. Например, приблизительно 20 000 бывших российских подданных финского происхождения вернулись в 1920-х годах в Карелию из Финляндии, Соединенных Штатов и Канады [641]. Еще более ярким случаем было переселение по меньшей мере 300 000 армянских беженцев из Турции на территорию, которая позднее стала Армянской ССР [642]. Десятки тысяч украинцев из западных областей Польши в межвоенный период оказались в конце концов в Украинской ССР. Более того, комиссия СТО докладывала, что самую крупную статью ее расходов составила передача тайно выделенных 23 165 рублей для содействия расселению иммигрантов из Восточной Польши в Украинской ССР [643].

Эти примеры показывают, что советское правительство открыло для иммиграции некоторые ранее закрытые двери и было готово принимать значительные группы иммигрантов из-за границы. Было бы, однако, неточным характеризовать какой-либо период 1920-х годов как время свободной и доступной иммиграции, даже (а возможно, и в особенности) для некоторых групп, наиболее предпочтительных с идеологической точки зрения.

Тому существует несколько причин. Во-первых, НКВД и ОГПУ удерживали и даже усиливали централизованный контроль над всем процессом. Органы внутренних дел сохраняли озабоченность вопросами государственной безопасности и в целом использовали свою власть, чтобы воспрепятствовать любой новой волне масштабной иммиграции. Во-вторых, на многих уровнях существовали серьезные идеологические противоречия. В-третьих, было ли то результатом сочетания вышеназванных факторов или просто деятельности бюрократии, вышедшей из-под контроля, но потенциальных эмигрантов ожидали столь обременительные и трудоемкие процедуры, что многие на том или ином этапе отказывались от предприятия, а другие, услышав их рассказы, теряли желание иммигрировать [644]. Четвертой и наиболее важной причиной были неподходящие для иммиграции объективные экономические условия. Безработица и неполная занятость в промышленном секторе оказались решающим аргументом против разрешения иммиграции для рабочего класса, а нехватка земли сыграла не менее важную роль в деревне. Даже на пике нэпа комиссия СТО была далека от поддержки иммиграции рабочих. В июне 1924 года она тайно проинформировала НКИД и ОГПУ, что из-за безработицы, существующей в СССР, возвращение русских эмигрантов следует как можно сильнее ограничить и что с точки зрения СТО необходимо принять все меры, чтобы, возвращаясь, они сталкивались с максимально возможным количеством препятствий [645].

Статистика показывает, что эта политика энергично проводилась. Между 1922 и 1925 годами СТО заявил о получении 420 000 заявлений от желающих иммигрировать, а одобрил лишь 11 000 [646]. Реальные зарплаты составляли только 30 % от довоенного уровня, условия же труда были ужасны. Некоторые рабочие из первых групп прибывших писали своим землякам об этих шокирующих условиях, и слухи быстро распространялись – через посольства, профсоюзы и другими путями. Советские власти тоже взяли за правило официально предупреждать рабочих об ожидающих их условиях, чтобы избежать неловких ситуаций в связи с их возвращением и дурной славы [647]. В 1924 году из-за нехватки средств и по перечисленным выше причинам СТО даже отказался от предложения вновь поселить на советской территории 100 000 по большей части этнических русских беженцев из Литвы [648].