Иван Забелин - Имя Руси

В человеческой истории первый творец своего быта и своей жизни – сам народ. Он зарождает себя так же незримо и неуловимо, как и все зарождающееся в живом мире. Те начальные точки, с которых мы начинаем его историю, есть уже значительно возрастные его шаги, действие уже созревшего, воспитанного его сознания, каково, например, было в нашей истории сначала изгнание, а потом призвание варягов. Это важное по своим последствиям событие представляет лишь новое колено в общем росте народного развития.

Наш Нестор этого не подозревал и, начитавшись византийцев, объяснил, что до прихода варягов все было пусто и дико, земля была не устроена и люди жили как всякий зверь. С идеями Шлецера о великом историческом призвании германского племени эта истина совпадала как нельзя лучше, и он развил ее и критически обработал до конца. Но так как подобная система или теория тотчас приводит к противоречиям, а потому непременно требует для их объяснения чудес, то и по системе самого Шлецера мало-помалу стали обнаруживаться чудеса или такие явления, которых он никак не мог себе объяснить и торопливо проходил их мимо, обозначая в коротких словах только свое удивление.

«Замечания достойно, – говорит он по поводу занятия Олегом Киева, – как пять тутошних народцев, которые призвали варягов, которые, как по всему видно, до того времени не большие были охотники до войны, под норманнской дисциплиной в такое короткое время научились быть завоевателями», – и заключает, что если Киев и Аскольд были невинны, то надобно утешаться тем, что «расширение нового Русского царства на юг предположено было высочайшим и благодетельным промыслом… Древние ханаанские жители не только покорены, но даже истреблены были чужеземным кочующим народом; Всевышний не токмо попустил это, но и повелел».

Киев вдруг пришел в цветущее состояние, которому изумлялись иноземцы и которое и для Шлецера кажется необыкновенным. Удивляется он и Олегову договору с греками, где дикие норманны-язычники говорят «не только кротко, но даже по-христиански». По этой причине он не верит даже в подлинность договора. Далее он почитает очень странным, что «руссы мореходные названия (судов), которыми так богат норманнский язык, заняли от греков».

Но самое существенное чудо, которого Шлецер никак не мог себе объяснить, заключалось в том обстоятельстве, что, несмотря на владычество норманнов-варягов, вскоре на Руси все сделалось славянским. Славяне сделались главным народом нового государства и поглотили не только четыре прочих народа, но даже и своих победителей. «Явление, которого и теперь еще совершенно объяснить нельзя!» – замечает критик.

«Даже от самих варягов (норманнов) через 200 лет не осталось более ни малейшего следа, – продолжает он ту же мысль, – даже скандинавские собственные имена уже после Игоря истребляются из царствующего дома и заменяются славянскими. Славянский язык нимало не повреждается норманнским, которым говорят повелители. Как иначе, напротив того, шло в Италии, Галлии, Испании и прочих землях! Сколько германских слов занесено франками в латинский язык галлов и пр. Новое доказательство, – заключает критик, – что варяги, поселившиеся в новой земле, не слишком были многочисленны».

Но тремя страницами прежде он сам же старается разъяснить, что и полудикие народы, к которым пришли варяги, были тоже немногочисленны.

«По всему кажется, что пять первых народов были очень малочисленны и полудики. До нашествия варягов жили они между собой без связи; каждая орда отдельно от другой, по-патриаршески (особо), со своим родом ; а до сего еще менее имели они сношения с чужестранцами… Все они жили постоянно и кочевать уже перестали, только об огороженных селениях их, городами называемых, не надобно думать слишком много… Ежели бы, судя по великому пространству земли, ими занимаемой, были они многочисленны, то как можно поверить, чтобы горсть варягов осмелилась так далеко зайти в неизвестную им землю и несколько лет кряду сбирать дань с орд, отделенных одна от другой на сто миль и более?» [24]

Таким образом, отношение числа остается одинаковым. Если было мало норманнских варягов, то немного было и дикарей, которые их призвали, и непостижимый факт, что все скоро ославянилось, остается по-прежнему чудом.

«Это замечательно! – восклицает критик. – Трое первых великих князей явно имеют норманнские имена, а четвертый уже нет. Германские завоеватели Италии, Галлии, Испании, Бургундии, Карфагена и пр. всегда в роде своем удерживали германские имена, означавшие их происхождение. Здесь же это прекращается очень рано, и из этого можно вывести новое доказательство, что победители и побежденные скоро смешались друг с другом, и славяне, в особенности, по неизвестным нам причинам рано сделались главным народом» [25].