Андрей Ваганов - Жанр, который мы потеряли. Очерк истории отечественной научно-популярной литературы

«Более чем когда-либо нужна России хорошая научно-популярная книга , но только при условии параллельного развития и строго научной литературы , – отмечал как раз в 1922 году М.А. Блох, обозреватель журнала «Наука и ее работники». – Условия же создания последней продолжают оставаться весьма тяжелыми. И не все ли равно научному работнику, называется ли эта причина типографской разрухой, или отсутствием дензнаков». [66] Блох М. А. Среди книг и журналов/ Наука и ее работники, 1922, № 3–4. С. 60–61. Макс Абрамович Блох (1882–1941) – личность вполне легендарная. Или, точнее сказать, знаковая для своего времени. Химик и историк химии; работал в Комитете по химизации народного хозяйства при Госплане СССР, а также в ряде издательств. Автор очень известной «Хронологии важнейших событий в области химии и смежных дисциплин…» (1940). «Ох! Ох! Ох! Макс Абрамыч Блох: блоха среди ученых, ученый среди блох». Авторство этой ироничной эпиграммы ученая молва приписывала выдающемуся химику Николаю Семеновичу Курнакову (1860–1941). Впрочем, никаких доказательств этому нет.

На самом деле М.А. Блох еще поскромничал, определяя стартовые условия для развития научного и научно-популярного книгоиздания как «весьма тяжелые». Между прочим, не один только Блох называет тогдашнюю ситуацию в книгопечатании типографской разрухой. Академик, непременный секретарь (1904–1929) Российской академии наук Сергей Ольденбург, рассказывая в первом номере все того же журнала «Наука и ее работники» о деятельности академии в 1917–1919 годах, очень интеллигентно, но однозначно подчеркивал: «К сожалению, результаты ее работы за последние три года можно указать не полностью, так как вследствие типографской разрухи несколько тысяч листов готовых к печати рукописей, т. е. примерно около двухсот томов, не могло увидеть свет, и, таким образом, изложенные в них результаты большого научного труда не могут еще стать достоянием широкого круга читателей, о них мы знаем пока главным образом по докладам». [67] Ольденбург С. Работа Российской академии наук за последние три года. 1917–1919// Наука и ее работники, 1920, № 1. С. 7.

Одним из факторов, усугубивших эту «типографскую разруху», стал декрет СНК РСФСР о введении новой орфографии. Вступивший в силу с 10 октября 1918 года, он распространялся на всю полиграфическую продукцию, включая рекламу и даже на вывески. Отсутствие новых шрифтов приводило к тому, что типографии еще какое-то время пытались использовать старые наборные кассы, за что нещадно штрафовались. И т. п. В конце концов комиссар печати, агитации и пропаганды М. Лисовский не выдержал, и на исходе октября 1918 года в газетах было опубликовано его грозное предупреждение: «Вниманию типографий. Напоминаем всем типографиям, что с 1 сентября введена новая орфография решительно для всех печатных произведений как периодических, так и непериодических. Кроме того, объявляется, что из всех типографских касс должен быть изъят шрифт, непригодный для новой орфографии». [68] Побединский В. М., Игнатенко А. А. Книгоиздательская деятельность Петербургского университета. 1724–1989/ Под ред. проф. Г. А. Тишкина. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. C. 33–34.

Но и в 1921 году – без перемен: «…в одном Петрограде ненапечатанных <���научных> трудов накопилось свыше 12 000 листов, и число их все растет». [69] Наука и ее работники, 1921, № 3. С. 2. Да и с дензнаками дело обстояло не лучше. Так, стоимость производства одного стандартного печатного листа со средним тиражом 5 тысяч экземпляров только с конца 1921 года до 1 мая 1922 года возросла в 26 раз! [70] Левеншус Л. А. Деятельность военных издательств в период восстановления народного хозяйства (1921–1928)/ В сб. «Книга и культура». – М.: Наука, 1979. С. 223.

Неутомимый Блох, беззаветный летописец рынка научной литературы и периодики, мечется в явной растерянности. «Пер Гюнт, ибсеновский герой, верит в кривую: она вывезет. И то же приходится сказать по поводу научной книги, – сетует Блох, давая обзор состояния научного книгопечатания в России в 1922 году. – Обозреватель научной литературы не может найти никаких логических моментов в развитии ее. Он может лишь прийти к некоторым выводам отрицательного характера. Кривая не показывает никакой последовательности в своем течении, и объективных данных, позволяющих признать положение научной книги устойчивым или улучшившимся, нет: книг выходит много, но нужных книг имеется мало. С одной стороны, с опозданием на несколько лет начинают выходить “застрявшие” научные работы, с другой – изобилует тип тоненькой книжки. Как будто рассчитанной на широкую публику. А в сущности именно на любителя и ценителя».