Константин Крылов - Поведение

Таким образом понятие истины отступает от реальности, как бы делая шаг назад. Реальность и представление больше не совпадают. Приоритет, тем не менее, на стороне реальности — представление не имеет права противоречить ей ни в чем. Реальность, однако, оставляет место для того, чего в ней самой нет (например, для общих понятий или для богословия), и соответствующие познания тоже истинны (то есть, по крайней мере, не ложны).

f(M, I) = f(M, O)

Мир должен вести себя по отношению ко мне так, как я веду себя по отношению к нему .

Реальность должна уподобиться мне.

Здесь происходит гносеологический переворот: само понятие истины радикально меняется. Теперь «истинным» считается не только то, что соответствует фактам (такого рода рабское подражание реальности становится малоинтересным) или не противоречит им (это важнее, но все-таки еще не все), но и то, что позволяет создавать новые факты (в том числе и никогда ранее не происходившие).

Новые факты — это не более и не менее чем изменение мира. И западная цивилизация к этому действительно стремиться. Если цивилизации Юга пытались адаптироваться в рамках существующей природной среды, а цивилизации Востока — хотя бы не идти против природы, то Запад пытается покорить природу, переделать ее под собственные нужды. Рецепты этой переделки и являются научным знанием в западном смысле слова. Знание — это знание того, как вызвать некий эффект. Чем меньше шансов наблюдать этот эффект "просто так", в окружающем мире, тем ценнее это знание.

Сутью западной науки является не высокая теоретическая культура (хотя она, безусловно, имеет место), даже не математизация большинства наук (как бы ни был важен этот шаг), а экспериментальный метод. Эксперимент — отнюдь не воспроизведение природных явлений (в таком случае можно было бы ограничиться просто наблюдением таковых), но прежде всего попытка создать явления внеприродные, не встречающиеся в природе, проверить прочность "естественного порядка вещей" — с явным намерением взломать его хотя бы в одном месте, и получить знание о внеприродном .

Когда экспериментальное знание называют опытным, это означает только одно: возможность проведения успешного эксперимента (чего бы этот эксперимент не стоил). Опыт здесь понимается не как созерцательный опыт, но как опыт по преобразованию реальности. Назвать это «практическим» опытом, пожалуй, нельзя — поскольку практика тоже бывает разная. Она может даже принципиально исключать всякое преобразование мира.

В рамках данного подхода понятие истины еще больше отступает от реальности, делая второй шаг назад. Реальность и сознание здесь расходятся еще сильнее, поскольку приоритет на сей раз принадлежит сознанию: все, что оно способно непротиворечиво помыслить, может быть реализовано, даже если этого еще никогда не было в мире.

В этом смысле не стоит заблуждаться в вопросе об аналогичности восточного и западного теоретического знания. Формулы и уравнения, "описывающие реальность", описывают на самом деле то, что можно и чего нельзя сделать с реальностью, границы нашей власти над ней.

В этом смысле западная техника является наиболее адекватным выражением этого понимания истины — в то время как западная наука во многом сохраняет архаические черты. Разумеется, атомная физика, синтезирующая новые частицы, продвинулась дальше, чем, скажем, языкознание, не способное на синтез новых языков, или социология, не могущая ставить масштабные эксперименты на обществе. Тем не менее экспериментальная тенденция пробивается и в этих науках — хотя бы в форме "машинного моделирования" языка и общества.

Можно даже представить себе "Абсолютный эксперимент" (то есть научный опыт, который дал бы максимум познания о мире) как искусственно созданную ситуацию, не встречавщуюся доселе во Вселенной. Очевидно, это было бы равносильно творению нового мира — но именно таким путем можно было бы узнать о существующем мире все самое важное.

Говоря об этических системах, необходимо учитывать, что ни одна из них не может быть реализована вполне. Одна из причин тому — чрезвычайная сложность и хрупкость баланса ценностей в рамках каждой конкретной культуры. В совершенстве уравновесить все четыре ценности, не поступаясь при этом справедливостью и пользой, и одновременно находя место для проявлений превосходства и удовлетворения потребности в свободе, пока еще не удавалось ни одному обществу.