Энгель Карпеев - М. В. Ломоносов - великий русский учёный-энциклопедист

Однако научный авторитет и публицистический талант не исчерпывают качеств, свойственных ученому-энциклопедисту. Не менее важными являются широта кругозора, способность заниматься и живо интересоваться решением большого диапазона актуальных проблем науки, техники, экономики и других отраслей знания — одним словом, многих вопросов, которые ставит перед ним эпоха. Следует, однако, подчеркнуть, что энциклопедизм ученого не означает безграничную широту, и поскольку творчество такого ученого является актуальным и действенным, оно должно быть конкретным, а следовательно, профессиональным.

Здесь стоит подчеркнуть, что энциклопедизм — это система знаний и представлений, поэтому ему присуща внутренняя целостность. Его основу как глубоко гуманистической концепции составляет человек, и, если говорить о Ломоносове, то такая концепция была как бы почвой всей многогранной и разнообразной его деятельности.

Примечательно еще и то, что в творчестве большинства крупных ученых, кто был не только выдающимся специалистом, но и яркой личностью, можно заметить как бы два центра ориентации его интересов, два направления творчества — естественнонаучное и социально-гуманитарное.

Эти две линии в творчестве Ломоносова проявились еще в период учебы в Германии. Началом естественнонаучного направления были студенческие физические диссертации Ломоносова, особенно его «Физическая диссертация о различии смешанных тел, состоящем в сцеплении корпускул», а социально-гуманитарного — в «Письме о правилах российского стихотворства». В дальнейшем обе эти линии развивались параллельно, чаще сближались, пересекаясь и переплетаясь. Да и иначе и быть не могло, Ломоносов был очень цельным человеком, у него никогда не было «двух душ в одной груди».

Теперь следует перейти от общих рассуждений к детальному знакомству с естественнонаучным творчеством великого русского ученого. Его начало пришлось на время, когда в мировой науке столкнулись две великие физические картины мира — картезианская и ньютонианская. Большую роль в этой борьбе играли мировоззренческие вопросы, конкуренция научных представлений и научных методов.

Ломоносов познакомился с обеими физическими системами, читая рекомендованную Хр. Вольфом литературу, а произведения Ньютона прочел еще раз, когда находился под домашним арестом в 1743 г. В этой развернувшейся перед ним «драме идей» русскому ученому предстояло либо присоединиться к одной из сторон, либо найти свой собственный путь. Ломоносов не был бы Ломоносовым, если бы не выбрал именно этот последний вариант. Его решение было достойно гения: попытаться построить свою собственную физическую картину мира. Позднее он с гордостью запишет: «Меня за Аристотеля, Картезия, Невтона не почитайте…» Он чувствует в себе силу совершить научный подвиг, равный Декартову и Ньютонову.

Можно предположить, что побуждением к такому решению было пришедшееся на 1738 г. знакомство с атомистическим учением английского ученого Роберта Бойля. В 1756 г. он писал: «С тех пор, как я прочитал Бойля, овладело страстное желание исследовать мельчайшие частицы. О них я размышлял 18 лет». В Мар-бургском университете Ломоносов заинтересовался главным образом физикой, а в физике — теорией строения вещества. В этом проявилась особенность таланта Ломоносова: его привлекали в науке фундаментальные аспекты, имеющие мировоззренческий, философский характер. Он и сам отмечал это. В «Посвящении» ко второму изданию «Вольфианской экспериментальной физики» Ломоносов писал: «Новые изобретения в физике имеют разные степени важности. Иные только в поправлениях, иные в целых состоят основаниях, от коих вся система физического учения новый вид принять долженствует». Ломоносов безусловно предпочитал второй вид «новых изобретений».

В основе разработанной Ломоносовым теории строения вещества («корпускулярной философии») лежали материалистическо-механистические представления. Он считал, что объективно существующий материальный мир познаваем, подчиняется единым законам и причинно обусловлен. Материя тел, считал ученый, дискретна, ее можно физически делить, но до определенного предела. Получающиеся в конце такого деления частицы настолько малы, что «ускользают от чувства зрения», поэтому Ломоносов называл их «нечувствительными физическими частицами». Эти частицы имеют протяженность, фигуру и инерцию, а следовательно, каждая из них состоит из определенного количества материн. Ученый разделял представление Ньютона о том, что количество материи тела пропорционально силе инерции.