Наконец мы бросаем якорь в бухте Ханга-Роа, там, где затихает ветер. Бараки, несколько деревьев... и запустение, как после боя. Быстро с сухим лязганьем якорь опускается на глубину 26 метров. Сильный, но приглушенный прибой, ветер доносит до нас аромат земли. Покой... Воскресная тишина. И на острове Пасхи это время обедни. Как только бог цивилизованных людей закончит свою проповедь, обращенную к язычникам, мы сможем сойти на берег. Полмира отделяет нас от Парижа, где мы старались представить себе лицо этого острова. Однако, как и везде, нас встретил маленький флаг, большая церковь, уродливые домишки - обычная визитная карточка. Потерянное время, если бы не солнце и не песня морского прибоя, вдохнувшие в нас надежду. Мы устали, но счастливы. Через несколько часов нам предстоит нанести визит вежливости М. le Jefe Militar - господину военному коменданту острова Пасхи, его жене, его заместителю - немецкому патеру разумеется участнику войны 1914 года, и приветствовать солдат, охраняющих остров от опасностей современной цивилизации. Вот мы и попали в мир нашей страстной мечты, в мир первой любви, которая через двадцать лет вполне может оказаться уже не столь привлекательной. Остров Безмолвия никогда не ждет прибытия судна, но всегда надеется на него. Наконец от берега отчаливают две лодки и направляются к нам. Мы ждем их и наблюдаем за робко вступающими на палубу людьми, которые приветствуют нас с типично полинезийской сдержанностью. Мы встречаем их приветливо. Они привезли с собой curios [Редкие антикварные вещи. Здесь местные кустарные изделия. - Прим. перев.] в надежде продать их нам - они очень бедны. И вдруг - взрыв восторга, когда они узнают, что моя жена - таитянка, а мы все французы и что мы собираемся прожить на острове несколько месяцев. По их совету мы меняем место стоянки, так как бухта эта опасна, хотя море и кажется спокойным. Лодки медленно проплывают мимо рифов и скал Ханга-Пико. Перед нами великолепный строгий пейзаж. Проходы из черной лавы образуют маленькую бухточку, где островитяне прячут от ветра свои жалкие лодки. А там, на берегу, лошади с развевающимися на ветру гривами щиплют редкую траву. Куда ни кинешь взгляд, всюду видны глыбы обезображенных изваяний, и они очень похожи на лица людей, которые с любопытством разглядывают нас. Весть о прибытии судна распространяется с молниеносной быстротой от хижины к хижине, от пещеры к пещере, где живут те) кого называют рапануйцами. Со всех сторон на неоседланных лошадях скачут женщины и дети. Все вокруг оживает. Как прекрасен остров Пасхи! Он похож на Ирландию ранней весной. Но как печален взгляд у этих людей, чувствующих себя узниками океана. Иа орана ое! Это торжественное приветствие полинезийцев. Почти все население острова здесь, но я обеспокоен тем, что не вижу никого из чилийских властей. Островитяне объясняют, что Jefe Militar и святой отец только что закончили службу и завтракают. Что поделаешь! Я принимаю первое же приглашение, так как хочу поскорее найти пристанище для жены. Все хотят принять нас у себя, предоставить нам свой убогий и все же прекрасный дом. Как приятно, что целых девять месяцев мы будем жить здесь, среди этих людей. Как только мы очутились в доме Эстевана, сюда хлынула толпа обаятельных людей со скромными подарками, с бесконечными расспросами о Таити и о других островах Полинезии, о которых они мечтают, как о свободе. Благодаря их любезности мы быстро получаем лошадей, организуем быт, снабжение базовых лагерей и судна, на котором постоянно будут находиться два члена экспедиции, так как по странному упущению за восемьдесят лет владения островом правительство не удосужилось построить здесь хотя бы маленькую гавань. Вскоре мы отправляемся с визитом к губернатору - военному коменданту острова - и к его преподобию, именующему себя королем острова. Необычайно теплый прием. Губернатор, корветкапитан чилийского морского флота, сообщает, что нас ждут уже почти год. Военному человеку трудно объяснить, что когда из Европы отправляешься в дальнее плавание на паруснике, то можно и опоздать на несколько месяцев. Губернатор заверяет нас в своем искреннем расположении и в том, что он готов помочь, чем только сможет; тем не менее он очень скоро переходит к объяснению особого положения острова Пасхи. "Вам известно, - говорит он, - что la Jsia de Pascua обладает особым статутом. Хотя наш остров и является чилийской территорией, он подчиняется только чилийскому морскому ведомству, которое я и имею честь представлять здесь". Нас сразу же предупреждают, что мы не должны будем платить местному населению больше установленной таксы, что на каждого рабочего, передвигающегося по острову, мне следует испрашивать особое разрешение, что во время моего пребывания на острове я отвечаю за кражу овец людьми, работающими у нас, что я должен буду сообщать губернатору о предполагаемой работе, что я не должен давать вина и спирта островитянам, что я не должен позволять женщинам подниматься на наше судно, что я должен сообщать ему о каждом выходе судна в море, что я должен остерегаться "этих воров и лжецов" и что, конечно, было бы желательно, чтобы я связался с его преподобием святым отцом, знающим всех, всех крестившим и плюс ко всему еще и страстным археологом. - Да, и еще последнее, надо бы составить заново ходатайство на получение разрешения производить раскопки. - Обо всем этом я должен был вас предупредить как губернатор, а в общем все уладится, ведь мы с вами - латиняне. Нам остается нанести еще один визит - святому отцу, которому здесь так хорошо: так близко к богу и так далеко от мирской суеты. Бетонное сооружение с бетонным же крестом отмечает место, где покоится самый великий человек острова, а может быть, и всей Полинезии: тот, кого звали Эженом Эйро. Он приехал сюда из Франции, чтобы отдать свою душу богу, а жизнь людям острова Безмолвия. Мы смотрим на это простое, обращенное на запад надгробие с прекрасной и благородной эпитафией:
Читать дальше
