Александр Богданов - Краткий курс экономической науки

Католицизм сохранил прежнюю силу в Италии и на Пиренейском полуострове: для Италии он был выгоден, потому что в его пользу папство эксплоатировало целый мир; в Испании и Португалии он удержался потому, что экономическое развитие этих стран в XVI–XVIII веках испытало, по особым причинам, сильную задержку, точнее даже — сменилось довольно глубокой деградацией.

Стихийный характер общественного развития при меновых отношениях сказался, между прочим, в том факте, что «первоначальное накопление наемной рабочей силы» совершалось в количестве, не соответствовавшем потребностям промышленного капитала, обыкновенно далеко их превосходившем. Так, в Англии XVI–XVII веков оказались целые сотни тысяч людей, которых не могла поглотить промышленность. Принужденные вести бродяжескую, паразитарную жизнь, они представляли серьезную угрозу для общественного спокойствия. Против них принимались самые энергичные меры: их клеймили, били кнутом отрезывали уши, наконец, за особенное «упорство» их вешали, но все это недостаточно помогало. По существу, меры эти имели то значение, что дисциплинировали бездомный пролетариат для потребностей развивающегося капитала, воспитывали бесхозяйственные элементы общества в том направлении, какое соответствовало стремлениям новых организаторских классов. Впрочем дело не всегда сводилось к подобным приемам воздействия. В конце XVI века английское правительство установило налог на высшие классы в пользу бедных; и это сделано было для того, чтобы посредством законного паразитизма сколько-нибудь обеспечить для землевладения и капитала безопасность от паразитизма незаконного в его грубых формах — в форме грабежа, воровства и т. п., — а также для того, чтобы предупредить вымирание работников, которые всегда могут понадобиться капиталу.

В тех немногих странах, где крепостное право удерживалось очень долгое время промышленный капитал при своем возникновении испытывал, наоборот, недостаток в свободной рабочей силе. Приспособляясь к условиям, промышленный капитал организовал там фабрики с крепостным трудом; но недостатки крепостного труда в этом случае оказались так значительны, его производительность так слаба, что сами капиталисты бывали принуждены обращаться к государству с петициями об освобождении их крестьян.

Так бывало в России.

В ремесленном производстве организаторская сторона работы лишь в ничтожной мере отделена от исполнительской; работник, мастер или подмастерье, преимущественно сам себя контролирует, сам собою управляет. Мануфактура завершает разделение двух сторон работы, доводя до крайности, до такого абсурда, как превращение человека в машину. Машина примиряет эти противоположности, придавая исполнительскому труду характер организаторского, требуя от работника не только грубой силы и механической привычки, но также разума и воли.

Эти цифры не следует понимать в том смысле, что затраты общественного труда, необходимого для производства булавки, уменьшаются во столько же раз, во сколько увеличивается число булавок, приходящихся в день на одного работника. Дело в том, что обществу при механическом изготовлении булавок приходится затрачивать огромное количество труда на устройство машин, а это значительно уменьшает эффект приведенных цифр.

Здесь надо заранее отметить, что силою самих капиталистических отношений создается постоянный избыток наемной рабочей силы, так-называемая «резервная армия промышленности». Впрочем, уже «первоначальное накопление» наемной рабочей силы успело в Европе создать значительный ее избыток к самому началу мануфактурного периода.

Благодаря постоянному росту ренты, земля продается обыкновенно дороже, чем следует по расчету капитализации ренты: будущее возрастание ренты отчасти оплачивается в цене земли. При этом не мешает отметить, что продажа земли упрочивает ренту. В самом деле, капиталист, купивший землю, смотрит на те деньги, которые за нее заплатил, как на вложенный в землю капитал, который непременно должен приносить соответственную прибыль. Ренту охраняет с этого времени не только сила монополии, но и сила конкуренции капиталов, требующая равной для всех капиталов нормы прибыли.

Тем не менее, машинному капитализму свойственна тенденция сблизить эту группу по производственной роли, общественному положению и психологии с группами менее сложного труда. Тенденция эта с наибольшей силой действует на низшую, более многочисленную часть интеллигентно-технического персонала, которая и теряет мало-по-малу свою нижнюю границу, сливаясь с непривилегированной частью рабочих. Не такова тенденция развития другой, меньшей части технического персонала, занимающей более высокое положение на службе у капиталистов, более близкой к ним и по происхождению, и по привычкам: по мере прогресса экономических отношений, по мере, возрастания их определенности, эта высшая часть интеллигентного персонала решительно примыкает к предпринимательскому классу.