Терри Брукс - Крюк. Лабиринт

Сара опустилась на стул перед туалетным столиком. Выложила на столик все, что было у нее в руках, и уставилась на себя в зеркало.

— У-у-у, а вот это настоящее сокровище! Тебе это тоже нужно, так ведь, милочка? — Женщина передала девушке сломанную губную помаду. — На, держи. И давай починяй ее.

Сара взяла у старухи помаду, безропотно начала ее прилаживать. И пока она чинила, старьевщица стала наваливать ей на спину всякую дребедень. Странно, но вещи тут же прилипали одна к другой. По-видимому, у старухи это был какой-то профессиональный трюк.

— Вот она, твоя старенькая лошадка. Ты любишь свою лошадку. Помнишь: Мчись, лошадка, на лужок. Дай ножкам сделать цок-цок-цок. Хи-хи-хи. А вот книжки про барсука, все до единой тут... А-а-а, вот она старенькая твоя Неваляшка. Вот настольная игра. Это, я вижу, твой игрушечный магазин — даже карамельки остались в баночках. Вот Волшебник из страны Оз. А это твое первое вязание, гляди, не кто -нибудь, сама делала... Разве может такое не нравиться, а, милочка?

В зеркале Сара видела, что куча барахла, наваленного на нее, по размеру почти сравнялась с той ношей, которую тащила на себе старуха. Она заметила, как под этой тяжестью у нее уже начали опускаться плечи. Она, словно завороженная, смотрела в зеркало — прямо себе в глаза — и вдруг услыхала далекий голос: Я что-то ищу...

— Не мели чепухи, — прервала тот голос старуха. — Все здесь. Все, что тебе когда-то нравилось.

Сара с ног до головы оглядела старьевщицу.

Та по-прежнему со счастливой улыбкой шастала среди полок и всюду совала свой нос. Девушка снова повернулась к зеркалу и продолжила занятие с губной помадой.

— Ох, какая книга, с уточкой, — продолжала нахваливать старуха. — Ты, небось, не забыла, как она поднимается, опускается и крякает при этом...

Саре надоело слушать пустую болтовню. Она чувствовала: не сейчас, так потом обязательно разрыдается от обиды: снисходительная болтовня старьевщицы унижала ее. Она оглядела свой столик, пытаясь отыскать на нем то, что могло бы отвлечь от бесконечной заздравной молитвы. На дальнем конце туалетного столика, там, где она и оставила, лежал Лабиринт. Сара отложила помалу, открыла книгу и начала вслух читать:

«Сквозь несказанные опасности и бесконечные препятствия я нашла дорогу сюда, в этот замок, чтобы забрать ребенка, которого вы украли...»

Она опустила книгу на колени и обернулась. Старуха продолжала чего-то болтать, но Сара уже не слышала ее слов. В ушах, не переставая, звучало: Ребенка, которого вы украли... Она вспомнила, что ж она искала все это время. Ну, конечно... Тоби! Тоби!

И сразу все переменилось. Комната ее, понятно, осталась прежней, какой Сара всегда ее помнила. Но хозяйка этой комнаты теперь смотрела на вещи совсем другими глазами. Ей казалось, что комната забита какими-то огрызками, барахлом и гнилью. Все ее вещи, мебель, даже сами стены почудились ей кучей отбросов, кладбищенским склепом, из которого живая душа давно улетела.

Старьевщица заметила, что девушка изменилась в лице, и участливо так стала выпытывать:

— Что с тобой, милочка? Нам разонравились игрушки?

— Все это — хлам.

Женщина была ошеломлена. Она обиженно выпятила нижнюю губу и зашаркала по комнате, бормоча себе под нос что-то жалостное. Она что-то упорно искала: в ящиках, на полках — везде. Наконец нашла, что искала и решительно вытащила.

— На, смотри. Что скажешь? — требовательно вопросила она. — Это — не хлам.

Похоже, в руках у старухи была козырная карта: та самая музыкальная шкатулка. Женщина многозначительно посмотрела на Сару и повернула ключ. Мелодия Гринсливз затинькала в комнате. Но на этот раз музыка звучала необычно, словно это была другая музыка — та, что много раз преследовала Сару после бала с Джарефом.

Да, это был тоже хлам! Как и все на том балу, как выброшенные на помойку годы ее жизни, как все, от чего она так болезненно теперь хотела избавиться. Она понимала, что именно это и называется серым отчаянием. Ее комната для нее всегда была тюрьмой, и она сама в ней стала тюремщиком. Но теперь она знает, как ей вырваться на свободу: надо идти и делать достойное дело.

— Я должна спасти Тоби! — крикнула она.

И услышала, как кто-то звал ее: Сара, Сара! Звуки были очень тихими и шли откуда-то снаружи. Но она узнала голоса. Это Лудо и сэр Дидемес звали ее.

Она поднялась и сбросила с плеч всю эту муру, которую старуха наваливала на нее. В тот же миг стены комнаты задрожали. С полок полетели вещи, загремели игрушки. И стены начали рушиться, будто сляпаны были на скорую руку из какого-то дерьма.