Джеймс Бёрк - Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени

Решение Гаррисона было простым и изящным. На закрепленном конце стальной пружины он установил небольшой латунный ползунок. С учетом характеристик линейного расширения обоих металлов размеры ползунка были точно рассчитаны таким образом, чтобы при сжатии или расширении латуни ползунок перемещался вверх или вниз и фиксировал часть пружины определенной длины. Поскольку сталь пружины тоже сокращалась и расширялась, длина свободного участка пружины (который и приводил в движение часовой механизм) всегда оставалась неизменной. В ходе испытательного плавания из Лондона на Барбадос было подсчитано, что погрешность механизма Гаррисона составляет всего одну десятую секунды за пятнадцать месяцев. Теперь судно, возвращающееся из заокеанского плавания, могло ошибиться всего лишь на пятьсот ярдов — фантастическая точность, однако и ее было недостаточно.

Мало радости в том, чтобы по пути домой в темную ненастную ночь сбиться с курса на пятьсот ярдов и напороться на скалы, которые отстоят от курса на эти самые пятьсот ярдов и не оборудованы маяком. Надо сказать, что в середине XVIII века маяки 285 — 172 в Европе встречались редко. Строить их начали еще в начале предыдущего столетия, но они часто становились жертвой собственной успешности. Сооружали их в основном из дерева, и для того чтобы свет маяка был ярким, использовалось много свечей, что рано или поздно приводило к пожарам. К тому же хлипкие деревянные конструкции разрушались штормами и ураганами.

Самым опасным участком побережья Британии считались Эддистоунские скалы в сорока милях от главного порта страны — Плимута. Дело осложнялось тем, что движение судов в этом районе было достаточно плотным. Эддистоунские скалы приобрели печальную знаменитость из-за большого количества затонувших кораблей и разрушенных маяков. Только в 1756 году было уничтожено сразу два маяка, и местные коммерсанты вознамерились построить новый, который простоял бы не одно десятилетие. Для работы они привлекли инженера Джона Смитона, уже известного к тому времени благодаря изобретению водолазного колокола, переустройству гаваней и экспериментам с водяными колесами. Спроектированный им новый маяк имел конический профиль и был выстроен из гранитных блоков, соединенных шипами типа «ласточкин хвост» и скрепленных новым, самым прочным цементом. Маяк благополучно простоял сто двадцать лет, стал своеобразной достопримечательностью и был даже изображен на эмблеме Лондонского инженерно-строительного общества.

Эддистонский маяк Смитона (гравюра 1879 года). Инженер собственноручно ввинтил позолоченный шар, украшаюший купол маяка. Свет давали двадцать пять шестифунтовых свечей. Маяк был виден на расстоянии пяти морских миль. Он простоял сто двадцать лет и был заменен на новый в 1882 году (первые конструкции новой постройки видны на переднем плане)

Со Смитоном больше не случалось ничего необычного, разве что в 1770 году он изобрел станок, растачивающий цилиндры для водяных насосов. Однако через четыре года его перещеголял другой изобретатель, инженер и металлург Джон Уилкинсон. Его сестра вышла замуж за Джозефа Пристли 286 — 164 (с его газировки и началась наша история). Уилкинсон был одержим железом. Он выстроил церковь, целиком состоящую из железа, платил жалованье рабочим собственными железными деньгами, а похоронен был в железном гробу. По ночам Уилкинсон даже спал с железным шаром в руке, и, когда он шевелился во сне (потому что ему снилась очередная гениальная идея), шар падал в металлический кувшин. Уилкинсон просыпался, записывал идею и снова ложился спать с шаром в руке.

В 1774 году он разработал станок для расточки цилиндров c жестким неподвижным валом и режущей головкой. Заготовка цилиндра вращалась вокруг вала. Такая технология позволяла вытачивать цилиндры с точностью до «толщины старого шиллинга». Именно такая точность была нужна Джеймсу Уатту для создания новой паровой машины, с которой началась Великая промышленная революция.

Станок Уилкинсона вызвал и другие революционные последствия — его использовали для высверливания пушечных стволов. В 1788 году Уилкинсон удостоился сомнительной чести и поставлял орудия обеим сторонам англо-французской войны, а также американским колонистам, сражавшимся с Англией. Ему удавалось контрабандой провозить пушки во Францию под видом металлических труб, поскольку двумя годами ранее он действительно поставлял трубы для нового парижского водопровода и был советником французского металлургического завода Ле Крезо. Новые пушки были тоньше и весили меньше, чем предыдущие образцы. Эти, казалось бы, незначительные улучшения изменили характер войны, поскольку позволили Жану Батисту Грибевалю, главному артиллерийскому инспектору, внедрить новые правила использования артиллерии в бою. Еще в 1765 году он занялся стандартизацией орудий и разделил их на четырех-, восьми— и двенадцатифунтовые. По его приказу с пушек убрали все украшения, таким образом был снижен их вес. Боеприпасы также подверглись стандартизации в зависимости от дальности стрельбы. Регламентирована была и доставка боеприпасов на поле боя. Все эти процедуры преследовали цель упрощения замены и ремонта орудий.