Джеймс Бёрк - Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени

Поэтому, когда группа «новых христиан» испросила разрешения уехать в Бразилию, у португальской короны появилась удобная возможность, с одной стороны, избавиться от них, а с другой — усилить свое присутствие в Бразилии (с оглядкой на склонную к заокеанской экспансии Испанию). В 1502 году консорциум «новых христиан» во главе с Фернанду ди Норонья получил монопольную концессию с условием посылать в Португалию не менее шести кораблей в год, обследовать в год не менее трехсот лиг территории, построить и содержать укрепления. «Новые христиане» стали первыми португальскими поселенцами в Бразилии и первыми основали плантации сахарного тростника в окрестностях Пернамбуко.

В ту эпоху возделывание сахара не было таким затрапезным занятием, каким оно может показаться нам сегодня. В XVII веке сахар ценился примерно так же, как сегодня нефть, и, владея сахарными плантациями в Бразилии, Португалия царствовала на сахарном рынке. Обладать сахарными плантациями было все равно, что обладать собственным печатным станком для денег. В 1630 году Пернамбуко, а затем и всю северо-восточную Бразилию заняли голландцы, и совершенно неожиданно для «новых христиан» их жизнь стала налаживаться. Голландцы считали, что никого нельзя преследовать по религиозному признаку, и в такой толерантной обстановке «новые христиане» вскоре и вовсе забыли, что когда-то отреклись от иудаизма.

Внезапно обретенная свобода вероисповедания значила для этих людей так много, что, когда португальцы попытались отбить территорию, евреи выступили на стороне новых голландских друзей. В конечном итоге голландцы проиграли, Пернамбуко был сдан и многие бразильские евреи перебрались в Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) и основали там первую в Северной Америке синагогу. Другие отправились в другой, старый, Амстердам, где их тоже обещали не преследовать. Среди беженцев в Европу был юноша по имени Андраде Велосиньо, который через много лет станет грозным оппонентом другого португальского еврея, родители которого приехали в Амстердам из Португалии, — Баруха Спинозы.

Спиноза был одним из немногих людей на свете, кому удалось сомнительное достижение — прослыть еретиком и для католической, и для протестантской церкви. Мало того, из-за своих неординарных воззрений в 1656 году он порвал и с еврейской общиной. Спиноза был тихим книжным человеком, свободно говорившим на португальском, немецком, голландском, латыни и иврите, и в свое время готовился стать раввином. Будучи стеснен в средствах, он занялся ремеслом шлифовки линз и со временем познакомился с такими выдающимися мыслителями своего времени, как Христиан Гюйгенс 252 — 84 , 132 и Готфрид Лейбниц 253 — 82 , 231 , 309 и выступал их советчиком.

Тем временем философские сочинения Спинозы осложнили его отношения с официальными христианскими церквями. В 1670 году он анонимно опубликовал теологический трактат, в котором призывал к свободе воли и слова. Даже в довольно терпимой Голландии такие призывы считались крамольными. Спиноза также утверждал, что чудеса являются только тем, кто хочет их видеть; что если у Бога и есть законы, то они выражены в законах природы; что жизни после смерти нет; что познание природы есть познание Бога; что единственный рациональный язык, которым можно описать мир, — это математика.

Внимание Лондонского королевского общества к работам Спинозы в области математики привлек, скорее всего, Гюйгенс. В 1661 году ученый вступил в переписку с Генри Ольденбургом, будущим первым секретарем общества, и в том же году Ольденбург нанес ему визит. В последней четверти XVII века общество активно интересовалось голландской наукой, а особенно (благодаря посредничеству Спинозы) трудами Антони ван Левенгука 254 — 83 , 310 , мастера по шлифованию линз для микроскопов. В 1676 году Левенгук произвел фурор в Лондонском королевском обществе, прислав свои зарисовки простейших и вскрытых клеток и содержащейся в них протоплазмы. Это был первый случай в науке, когда при помощи микроскопа удалось разглядеть мельчайшие живые организмы, и он перевернул положение вещей в научном сообществе. Если существовали, как утверждал Левенгук, невидимые глазу мельчайшие твари, что еще предстояло увидеть?

В XVIII веке, казалось, не проходило и дня без удивительных научных открытий. Практически каждый месяц сыпались новости, относящиеся к гравитации, электричеству, химии, дыханию, фотосинтезу, геологии, физиологии и биологии. В начале XIX века мир начал стремительно меняться благодаря появлению полчищ новых машин на паровой тяге. Однажды вечером в 1813 году загадки науки привлекли внимание компании изгоев общества, отдыхавшей на берегах Женевского озера. Это были поэты-романтики Байрон (со своей возлюбленной) и Шелли (со своей несовершеннолетней невестой, сводной сестрой подруги Байрона).