Фернандо вел своих кавалеристов. Он всегда был впереди, когда индейские воины набрасывались на железных всадников, но избегал неоправданной жестокости. Тем не менее он никому не запрещал заниматься грабежами и разбоем, памятуя о приказе командующего: «Мстить без пощады!»
Как далеко они зайдут в своей ярости, никто не спрашивал. Такие вопросы в отрядах завоевателей не задают. Они готовы наводить ужас на аборигенов, подвергая страшной каре.
Однажды испанцы окружили большую деревню неподалеку от берега и разделились на несколько групп, чтобы ворваться в деревню со всех сторон.
Однако на одной из просек внезапно появились десятки коричневых воинов. Группа пронеслась мимо, отравленные стрелы отбарабанили свою страшную дробь по панцирям или застряли в ватных доспехах. Всадники развернулись и, взяв пики наперевес, врезались в толпу туземцев, храбро вступивших в рукопашную. Фернандо пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть сразу с несколькими индейцами. Они яростно кидались на него с дубинками или копьями; но доспехи спасали от неминуемой гибели. Каменные наконечники скользили, а дубины только гремели по железным латам. Между тем бронированные всадники косили людей налево и направо, как спелую рожь, без пощады.
Деревня уже была разорена. Многие дома пылали, охваченные огнем. Фернандо повернул коня и не спеша поехал прочь. Через некоторое время он обратил внимание, что деревья на пути образуют ровные ряды. Это был фруктовый сад, за которым тщательно ухаживали индейцы.
За спиной стоял треск горящих тростниковых хижин, лошадиный топот, лай собак и крики погибавших людей. Фернандо стремился поскорее отъехать от этого страшного места. Но внезапно лошадь, вздрогнув, остановилась. На земле, склонившись к ребенку, сидела, притаившись, молодая индейская мать.
Иссиня-черные волосы, разделенные посередине ровным пробором, камышовая цепочка на шее, строгая гладкая фигура, большие испуганные глаза и рот с губами, напоминавшими морские волны, как сказал бы Чима. На ее набедренной повязке безмятежно сидел ребенок, положив голову на грудь матери. Он что-то лепетал и двигал ручонками. Женщина сидела не двигаясь. Она была, видимо, очень напугана появлением громадного, страшного всадника. На ее коже играли солнечные блики, она сидела, как церковная статуя, коричневокожая Мария со своим сыном, под фруктовым деревом в сиянии отсветов солнца.
— Мадонна, — прошептал Фернандо. Он не мог оторваться от этой волшебной картины. Ему хотелось сойти с лошади и понянчиться с ребенком, приласкать его. Два беззащитных существа вызвали у него жалость и сострадание. Женщина не сводила с него испуганных глаз, ожидая самого худшего. А всадник с молчаливой нежностью смотрел на ее ребенка, тихонько хлопающего в ладошки.
Но вот затрещали сучья и загремели копыта. Из зарослей с криком выскочила группа всадников с лицами, искаженными злобой, и налитыми кровью глазами. Они не видели ни мадонны под фруктовым деревом, ни ее ребенка. Перед ними была еще одна жертва, прячущаяся со своим отродьем в кустах.
Как в кошмарном сне Фернандо увидел, как женщина побежала, затем упала, и по ней и ребенку протопали копыта лошадей. Ужас!.. И здесь перед ним предстала дикая, усмехающаяся рожа. Мануэль!
— Ты дьявол, — выехав вперед и схватив вахмистра за глотку, воскликнул Фернандо. — Ты же убил мадонну!
Они крутились на лошадях в злобе и ярости. Мануэль едва не потерял сознание, так яростно сжимал его горло лейтенант. Но окружившие кавалеристы сумели их разнять.
Что произошло с лейтенантом? Или он заболел лихорадкой? А может быть, внезапное помутнение разума? Какая, к черту, мадонна? Они первыми напали на христиан и убили многих. Они должны за это умереть!
Мануэль потирал шею. Он тяжело дышал и ждал объяснении, но Фернандо повернул лошадь и ускакал прочь. Через некоторое время догнал свой отряд на просеке, где всадники отдыхали, похваляясь «героическими» делами. Лейтенант молчал. Безмолвно ехал он впереди своих людей через лес. Вернувшись в лагерь, поставил коня в загон, сняв с него седло, попону и панцирное покрывало, и, не поев, улегся в палатке, уставившись в серую парусину.
На следующее утро он не встал к мессе, лежал, глядя в одну точку, щеки его горели в лихорадке. Возле него был Чима, как всегда спокойный и внимательный. Он ни о чем не спрашивал, но пригласил фельдшера осмотреть сеньора. Фернандо дал пощупать голову и пульс, но ничего опять-таки не сказал. Он лежал абсолютно отрешенный, будто душа его сгорела.
Читать дальше
