Сергей Силин - Вокруг пальца

Затем я касаюсь внутренней политики. Достижения наши огромны. По углю и цементу, к примеру, мы переплюнули саму Японию, не говоря об Америке. А по малосольным огурцам весь мир отстает от нас лет на двести, как минимум. Придет время, переплюнем капиталистов и по морской капусте.

Под конец своего выступления я делюсь впечатлениями о пребывании в Одуванчиково, заверяю собравшихся, что Центр и впредь будет внимательно следить за состоянием дел на всех оборонных объектах страны.

Макс тайком думает о чем-то постороннем.

Попрощавшись с руководством колхоза, мы направляемся к избе, где квартирует Джордано-Лапко.

Макс остается курить на завалинке, а я вхожу в избу.

На лавке дремлет кот, с печки свисают три пары черных пяток и доносится приятный женский голос, который кажется мне знакомым.

— …он нашел красивых, молодых жен дипломатов и высших военных, женщин, которые были утомлены одиночеством (их мужья проводили дни и ночи в совещаниях, разъезжали по Германии, вылетали за границу). Женам было скучно, женам хотелось развлечений. Они находили эти развлечения в салоне Кити, где собирались дипломаты из Азии, Америки и Европы…

На печке завистливо вздыхают.

— Джордано! — зову я. — Товарищ Лапко!..

Чтение прерывается. С печки спускается растрепанная женщина, из глаз которой навстречу мне льются лучи радости.

— Джеймс!

— Элеонора?!

Мы обнимаемся, забыв про обмен паролями. У нас, разведчиков, всегда так: никогда не знаешь, с кем встретишься.

На Джордано-Лапко-Элеоноре платье бесформенного покроя, на ногах туфли без каблуков и отделки. Чувствуется, что в легенду свою она вжилась великолепно.

— Двум провалам не бывать, одного не миновать, — смеется Элеонора. — Пойдем, Джеймс, на сеновал, подышим ароматом русской земли.

Я не возражаю.

Элеонора влюблена в меня много лет. Как сейчас стоит перед глазами тот вечер.

Лэнгли. Пустые кабинеты. Мой стол, заваленный секретными документами. Веселый стук каблучков с двойным дном по тайному коридору. Тонкий запах французских духов. Бесподобно стройная фигурка. Золотистые волосы. Нежный голос.

— Джеймс, посидеть с тобой можно? Хочется возле тебя побыть.

— Ребячество это, Элеонора. Я люблю Мэри.

— Я могу быть тебе и любовницей. Пусть все ЦРУ знает: люблю!.. Люблю!..

— Спокойно, Элеонора, — говорю я. — Пожалуйста, возьми себя в руки, приведи в состояние уравновешенности и работай.

— Хорошо, Джеймс… Я постараюсь… Хотя и трудно, хотя и тяжело, Джеймсушка…

Элеонора смотрит на меня долгим, фотографирующим мой облик взглядом и выходит из кабинета нетвердыми шагами. А я бреду советоваться к начальнику особо особого отдела Фигдайлу, человеку, знающему женщин не понаслышке.

Но предварительно смотрю личное дело Элеоноры. Ей двадцать семь. Окончила университет в Италии. По специальности агроном. Но в провинцию не поехала. Работала гидом в Риме. Хобби — русская литература. Язык знает превосходно. Обожает няню, которая рассказывает ей на ночь по телефону сказки великого русского поэта Пушкина. Глупая мечта пожить в пушкинской России и толкнула ее в наше осиное гнездо.

Фигдайл уже в курсе.

— Элеонора хороший работник, — озабоченно говорит он. — А что касается любви… Брось терзаться, Джеймс. У нас сотни женщин работают и многие из них по тебе сохнут. Нестарый еще, супермен. Возле такого даже на скамье подсудимых посидеть приятно. Бесится Элеонорка!.. Суперагентов не хватает, а тут еще наркомания мужиков на нет сводит. Подойдем к вопросу по-деловому. Страсть Элеоноры так или иначе скажется на нашей разведывательно-подрывной деятельности, а нам это ни к чему. Придется забросить ее в Россию годиков на пять — семь. Авось, пройдет дурь.

— А если не согласится?

— Напомним о дисциплине.

И Элеонору забросили в страну промышленных гигантов…

На сеновале пахнет навозом и ядохимикатами.

— Неужто мы встретились, Элеонора?

— Боюсь поверить, Джеймс!

— Сколько лет прошло!..

— Шесть лет три месяца девять дней четыре часа одиннадцать минут сорок две секунды, Джеймс!

— А ты по-прежнему хороша… хм…

— Увы, уже не та, Джеймс.

— Но почему ты не в дурдоме, Элеонора?

— Я в дурдоме, Джеймс. Так мы нашу общагу называем. Кто в ней живет, те дурнеют, замуж не выходят… Отсюда и дурной дом. Стосковалась я по тебе, Джеймс! Русские мужики совсем разучились любить. Они все говорят, говорят… И ничем их не соблазнишь, проклятых! Все силы на собраниях оставляют. Ах, Джеймс, если б ты знал, как мне тяжело здесь. Поговори с шефом, чтобы меня отозвали!.. Я согласна на любую работу в любой другой стране. Тут я или сопьюсь, или повешусь от скуки. Ни рулетки, ни кегельбана, ни путешествий. Читать и то нечего. Который раз Юлиана Семенова смакуем. А еще чекисты совсем обнахалились. Все зырят и зырят…