Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

Я повернулся и увидел перед собой ту самую женщину, что недавно плакала. Теперь за ее руку держался рыжеволосый мальчик. Он ел банан.

— Что с вами? — спросил я у женщины.

— Они не хотят впускать моего ребенка, — прошептала она.

— Почему?

— Они говорят, будто… — Она замялась. — У него задержка в развитии, — скороговоркой пробормотала она. — Но он обязательно поправится. После всего, что нам пришлось перенести! Он же не идиот! Это просто задержка в развитии. Он поправится! Они должны дать ему время! Он не душевнобольной! Но они мне не верят!

— Среди них был врач?

— Я не знаю.

— Вы должны потребовать врача. Специалиста. Он вам поможет.

— Как я могу требовать врача, — пробормотала женщина. — У меня совсем нет денег.

— Подайте заявление. Здесь это можно.

Мальчик аккуратно сложил кожуру съеденного банана и засунул ее в карман штанов.

— Он такой аккуратный, — прошептала мать. — Вы только посмотрите, какой он аккуратный! Разве он похож на сумасшедшего?

Я посмотрел на мальчика. Казалось, он не слышал, что говорила мать. Его нижняя губа отвисла, он чесал свою огненно-золотую макушку. Солнце сверкало в его глазах, словно они были стеклянными.

— Ну почему они не хотят его впускать? — бормотала мать. — Он же и так несчастнее всех остальных.

Я не знал, что ответить.

— Они многих впускают, — сказал я наконец. — Почти всех. Каждое утро кого-то отвозят в город. Потерпите еще немного.

Я презирал себя за эти слова. Мне хотелось провалиться на месте под взглядом глаз, обращенных ко мне в час беды, как будто я и в самом деле мог помочь. Но помочь я не мог. Окончательно смутившись, я засунул руку в карман, вытащил немного мелочи и всучил ее безучастному мальчику.

— На, купи себе что-нибудь!

Во мне говорило старое эмигрантское суеверие. Своим нелепым поступком я пытался подкупить судьбу. Мне сразу же стало стыдно. «Дешевая человечность в обмен на свободу, — думал я. — Что же дальше? Значит, вместе с надеждой заявился ее продажный братец-близнец — страх? И его еще более гнусная дочка — трусость?»

Этой ночью я спал плохо. Я стоял перед окнами, за которыми, как северное сияние, мерцали и переливались огни Нью-Йорка, и думал о своей разрушенной жизни. Под утро с каким-то стариком случился припадок. Вокруг его постели тревожно метались тени. Кто-то искал нитроглицерин. Старик куда-то подевал свои таблетки. «Ему нельзя болеть, — шушукались родственники. — Иначе все пропало! Завтра он должен снова подняться на ноги!» Таблеток они так и не нашли, но меланхоличный турок с длинными усами одолжил им свои. Поутру старик кое-как доплелся до дневного зала.

Адвокат вернулся через три дня.

— Ну и жалкий же у вас вид, — прокаркал он. — Что с вами стряслось?

— Надежда, — сыронизировал я. — Она сводит в гроб быстрее любого несчастья. Уж вы-то должны об этом знать, господин Левин.

— Оставьте ваши эмигрантские шуточки! Серьезных поводов для нытья у вас нет. Я принес вам новости.

— Что за новости? — спросил я, все еще опасаясь, что всплывет история с моим фальшивым паспортом.

Левин оскалил все свои гигантские зубы. «Он очень часто смеется, — подумал я. — Слишком часто для адвоката».

— Мы нашли вам поручителя, — объявил он. — Человека, который готов гарантировать, что вы не сядете на шею государству. Спонсора! Что вы на это скажете?

— Это Хирш? — спросил я с недоверием.

Левин отрицательно покачал лысой головой.

— У Хирша и в помине не было таких денег. Вы знаете банкира Танненбаума?

Я молчал, не зная, признаваться мне или нет.

— Возможно, — сказал я.

— Возможно? Что значит «возможно»? Опять эти ваши увертки! Вы не можете его не знать! Он же за вас поручился!

Прямо перед нашими окнами стая чаек с криками пронеслась над беспокойно мерцающей зыбью моря. Я не знал никакого банкира Танненбаума. Я вообще никого в Нью-Йорке не знал, кроме Роберта Хирша. Вероятно, это он все устроил. Как он устраивал свои дела во Франции под видом испанского консула.

— Наверное, я действительно его знаю, — сказал я. — В бегах встречаешь столько разных людей. Всех фамилий не упомнишь.

Левин окинул меня скептическим взглядом:

— Даже таких необычных, как Танненбаум [4] Tannenbaum — елка (нем.). ?

Я засмеялся.

— Даже таких, как Танненбаум. Почему нет? Именно про Танненбаума и забываешь. Кому в наши дни хочется вспоминать о немецком Рождестве?

Левин фыркнул бугристым носом.