Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

— Вам повезло, — объявил он. — Здесь какая-то женщина рожает; инспектора от этого совершенно одурели. Вот ваша виза.

Я взял паспорт. Руки у меня дрожали.

— На какой срок? — спросил я.

Уотсон рассмеялся:

— Они собирались дать вам транзитную всего на четыре недели, а дали туристическую на два месяца. Скажите спасибо этой роженице. Думаю, им хотелось поскорее отделаться и от нее, и от меня. Для женщины уже вызвали моторную лодку. Ее повезут в больницу. Мы можем ехать вместе с ней. Ну, как вам это нравится? — Уотсон крепко хлопнул меня по спине.

— Значит, теперь я свободен?

— Конечно! Ближайшие два месяца. А там мы что-нибудь придумаем.

— Два месяца! — сказал я. — Целая вечность!

Уотсон потряс своей львиной гривой:

— Никакая не вечность! Только два месяца! Хорошо бы нам поскорее обсудить наши следующие шаги.

— Только на том берегу, — сказал я. — Не сейчас!

— Ладно! Но постарайтесь не слишком затягивать. Да, вот еще: нам нужно разобраться кое с какими расходами. Проезд, сбор за визу и еще пара мелочей. Все вместе обошлось в пятьдесят долларов. Лучше всего рассчитаться прямо сразу. Остаток гонорара вы внесете, когда немного обживетесь.

— А сколько еще остается?

— Сто долларов. Совсем недорого. Мы же не изверги какие-нибудь.

На это я ничего не ответил. Мне вдруг захотелось поскорее выбраться из этого зала. Прочь с острова Эллис-Айленд! Я боялся, что в последний момент дверь управления откроется и инспектора потребуют оставить меня здесь. Поспешно вытащив свой тощий бумажник, я отсчитал пятьдесят долларов. У меня оставалось еще девяносто девять и вдобавок сто долларов долгу. «Похоже на вечную кабалу у этих адвокатов», — промелькнуло у меня в голове. Но в эту минуту мне было все равно; меня захлестнула волна трепещущего, неудержимого нетерпения.

— Так мы можем идти? — спросил я.

Женщина в красной бархатной кофте рассмеялась:

— Схватки могут продолжаться несколько часов, прежде чем она начнет рожать. Несколько часов! Но они там, за дверью, об этом понятия не имеют. Ох уж эти инспектора! Всё они знают, только не это. Ну да я не собираюсь их просвещать, боже упаси! Каждая живая душа, что отсюда выбирается, вселяет в других надежду. Правда ведь?

— Правда, — сказал я. На пороге появилась роженица, которую поддерживали два человека.

— Мы идем с ней вместе? — спросил я Уотсона.

Тот кивнул. Женщина в бархатной кофте пожала мне руку. Старик тоже подошел и поздравил меня. Мы направились к выходу. Там у меня потребовали паспорт. Полицейский сразу же вернул его мне.

— Успеха! — сказал он и тоже протянул руку. Впервые в жизни полицейский пожимал мою руку и желал мне успеха. Это обстоятельство подействовало на меня как-то странно: вдруг поверилось, что я действительно был на свободе.

Нас погрузили в моторную лодку, больше похожую на небольшой катер. Беременную, в сопровождении двоих охранников, уложили на корме; Уотсон, я и еще несколько освобожденных стояли на носу. Шум моторов и гудки окружавших нас кораблей заглушали слабые стоны женщины. Солнце и ветер играли бликами, со всех сторон освещавшими нашу лодку, так что казалось, будто она парит между небом и водой. Я не смотрел по сторонам, а только крепко прижимал к телу свой паспорт, спрятанный во внутреннем кармане. Небоскребы Манхэттена стремительно вырастали на фоне ослепительно-яркого неба. Вся переправа заняла лишь несколько минут.

Когда мы причалили к берегу, один из эмигрантов вдруг зарыдал. Это был старичок на тоненьких ножках в старомодной зеленой велюровой шляпе. Его усы подрагивали, он бросился на колени и в бессмысленном жесте воздел руки к небу. Он выглядел трогательным и жалким в ярком свете утреннего солнца. Его жена, морщинистая, смуглая, как орех, старушка, стала его поднимать. Она была раздосадована:

— Костюм испачкаешь! А другого у тебя нет!

— Мы в Америке! — пробормотал он.

— Да, мы в Америке, — прокричала она в ответ. — А где Иосиф? А Самуил? Где они? А где Мирьям, где они все? Мы в Америке, — повторила она. — А где все остальные? Вставай и больше не пачкай костюма.

Она обвела нас взглядом своих мертвых, неподвижных, как у насекомого, глаз.

— Мы в Америке! А где все остальные? Где наши дети?

— Что она говорит? — спросил Уотсон.

— Радуется, что наконец в Америке.

— Охотно ей верю. Здесь у нас земля обетованная. Вы и сами, наверное, тоже рады?

— Еще бы! Большое вам спасибо за помощь!

Я осмотрелся. Казалось, на улицах кипело автомобильное сражение. Я никогда не видел сразу так много машин. В Европе с начала войны они почти перестали ездить: бензина там постоянно не хватало.