Анатолий Вассерман: Самые интересные люди, казусы и факты всемирной истории

Нынешний разогрев Земли Солнцем через пару десятилетий сменится спадом температуры. Удастся ли быстро устранить искусственно созданные облака и прочие средства глобального охлаждения? Как бы нам не пришлось вести новую героическую борьбу — на сей раз уже с морозами.

«Что же из этого следует? Следует жить!»

Человек адаптируется к изменениям внешних условий несравненно лучше любого другого животного. Ибо способен менять собственную среду обитания. Пока не в глобальных масштабах: нынешний нагрев планеты порождён — несмотря на всё наше самомнение — внешними причинами. Но по меньшей мере в пределах непосредственной досягаемости.

По старинной присказке, местечковый умник в большом городе — еле-еле сумасшедший. Лето две тысячи седьмого поставило немало рекордов жары в Москве. Но для моей родной Одессы эти московские температуры далеко не запредельны. А уж мои сокомандники, пребывающие в Израиле едва ли не больше, чем я в Одессе, и подавно не заметили ни в московской, ни в одесской жаре ничего сверхъестественного — кроме журналистского шума по её поводу.

Одесса изначально рассчитана на климат куда более жаркий, нежели в Москве. Но и одесская жара по ближневосточным меркам скромна — поэтому семитские народы ещё с финикийских времён вырабатывали куда более совершенные, нежели в наших краях, способы поведения при высокой температуре и защиты от неё.

Канотье одесских «пикейных жилетов» — не прихоть моды, а лёгкая и хорошо вентилируемая защита головы от южного солнца. Среднеазиатский стёганый халат и арабский бурнус не пропускают к телу ни ночной холод, ни палящий воздух свирепого летнего дня.

Толстые стены, шторы и жалюзи на окнах — привычные черты южного дома. На севере можно экономить на стенах, если отопление дёшево. Зато от жары до недавних времён нечем было защититься, кроме стен — тепловых аккумуляторов: ночью они отдают тепло, и дневная жара должна прогреть их насквозь, прежде чем доберётся до комнат.

Калифорнийские кондиционеры тратят на охлаждение воздуха в домах едва ли не больше энергии, чем вся Россия — на отопление. Уже из этого видно: нашумевшая книга Паршева «Почему Россия не Америка», объясняющая наши экономические трудности неизбывными русскими морозами, имеет к реальности не большее отношение, нежели, к примеру, «Война миров» Уэллса (а по литературному дарованию фантасту Паршеву далеко не то что до фантаста Уэллса, но даже до фантаста Головачёва).

Распорядок жизни жарких стран тоже теплозащитный. Средиземноморская сиеста — отмена дневной активности — сохраняет силы, чтобы прохладным вечером с лихвой наверстать упущенное.

Главное же — юг вырабатывает радикально иные, нежели на севере, технологии производства. Так, капельное орошение в Израиле позволяет питать один из щедрейших в мире урожаев из тамошних крайне скудных речушек (легендарный Иордан куда мельче Яузы).

Есть в жаре и достоинства. Тот же Израиль не развивает горячее водоснабжение. Даже зимой, когда температура в некоторых районах опускается почти до нуля, многие километры чёрных тонких труб на крышах жадно впитывают солнечные лучи — вода в них нагревается так, что душ вполне комфортен. А уж летом из этих труб едва ли не кипяток течёт.

Перечислять способы приспособления к жаре и использования её возможностей можно очень долго. Любой специалист назовёт сотни примеров. Глобальное потепление — как и похолодание — далеко не катастрофа. Человечество в целом выработало столько рецептов выживания в любых условиях, что их более чем достаточно для неуклонного всеобщего процветания.

Успешнее прочих осваивает жару Израиль — единственная пустынная страна, создавшая европейский уровень жизни не ценой сырьевого экспорта, а исключительно делами голов и рук своих жителей. Еврейский опыт позволит всему человечеству благополучно пережить предстоящую пару десятилетий.

Даже глобальное потепление не отменяет глобальную же конкуренцию. Кто первым перенесёт на свою почву израильские уроки — получит ощутимое преимущество перед не столь расторопными конкурентами. Правда, ненадолго: всего на ту же пару десятилетий. Но в промышленности за это время меняется два-три поколения оборудования и технологических процессов. Опережение хотя бы на пару лет — выигрыш по меньшей мере в половину поколения. Наша авиация в Великой Отечественной войне как раз на полпоколения опережала германскую — и несмотря на все организационные неурядицы, к середине войны мы уже прочно господствовали в воздухе. Может быть, и теперь — в войне с природой — сработаем с опережением?