Герхард Менцель - Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

Заметив это, Лессинг напустил на себя беззаботность и, к вящему ее удивлению, впал в болтливость, которая явно никак не вязалась с тем образом чахнущего человека, какой она уже себе нарисовала.

К ним присоединился ее сын, правящий герцог. Нерешенные дела библиотеки занимали его так же мало, как и угроза со стороны имперских сословий, но он сообщил, что аббат Иерузалем в одной из своих печатных работ ответил королю Пруссии на его исследование «De la littérature allemande». А посему он желал бы услышать, одобряет ли библиотекарь Лессинг то, что аббат возражает королю.

Лессинг пропустил мимо ушей высокомерие, прозвучавшее в вопросе герцога, заметил мимоходом, что в этом деле не стоило так уж торопиться, и наконец, как бы в пояснение, заявил, решительно глядя герцогу прямо в глаза:

— Умных людей слишком мало, чтобы они могли всякий раз давать отпор фатовству, едва оно проявится. Достаточно и того, что они не доводят дело до истечения срока давности…

— Фатовству? — переспросил герцог ледяным тоном.

— Это всегда фатовство — толковать о вещах, в которых так мало смыслишь.

— Но нельзя все же не учитывать, о чьем фатовстве идет речь, — вскипев, произнес герцог и в озлоблении удалился.

Это была все та же старая спесь, и Лессинг спрашивал себя, что еще удерживает его в этой стране.

Как же он, однако, удивился, прослышав позже у Эшенбургов, будто Дейвсон со своей женой все еще, а может, уже опять находятся в Брауншвейге. Он отправился к ним, и там состоялся долгий разговор, который не слишком его воодушевил, ибо супруги в один голос сетовали на то, что человека с пустыми карманами нигде не жалуют.

Вечером Лессинг пошел к Рёнкендорфу в «Большой клуб» и повстречал там аббата Иерузалема, который лично вручил ему экземпляр своего трактата «О немецком языке и литературе». Лейзевиц тотчас ухватился за него и все читал и не мог оторваться, так что пришлось ему напомнить, что сей трактат аббата предназначался Лессингу.

На другой день, во время нового визита к Дейвсонам, с Лессингом случился приступ слабости, ему было так плохо, что пришлось его отвезти на квартиру, где он остановился. На некоторое время он утратил способность говорить.

Из Вольфенбюттеля вызвали Мальхен. Она тоже поселилась у Анготта, чтобы ухаживать за отцом. В конце концов ей удалось уговорить его посоветоваться с врачом. Но лейб-медик Брукман, имевший в Брауншвейге весьма солидную репутацию, не знал никаких других средств, кроме тех, что уже применялись вольфенбюттельским домашним врачом Лессинга. Он пустил кровь и распорядился положить вытяжной пластырь.

Однажды у Лессинга пошла горлом кровь. Но он сохранил полное спокойствие и не выказал ни малейшего испуга.

Спустя несколько дней он, казалось, несколько оправился. Слуга помог ему одеться, и он принял посетителей, ожидавших его в соседней комнате. В дальнейшем Лейзевиц, Дейвсон и Эшенбург стали наведываться почти ежедневно. Лессинг смеялся и шутил с ним, как раньше. Дейвсон прочитал ему вслух трактат аббата против короля Фридриха, и Лессинг заметил, что аббат весьма успешно справился с этим делом.

Однажды пришло письмо из Веймара. Оба Хеннеберга сами принесли письмо Лессингу, «чтобы оно по ошибке не попало по неверному адресу». Лессинг не знал, чему больше радоваться — письму или приходу друзей. Георг Хеннеберг — приветливый, улыбающийся, внимательный — молчал, пока его брат рассказывал, будто сам господин фон Харденберг выразил сожаление в связи с отсутствием Лессинга в «Большом клубе».

— Да что вы! — ответил довольный Лессинг и сломал печать.

Гердер отослал письмо из Веймара 9 февраля 1781 года, и Лессинг с превеликой охотой ответил бы старому верному другу, но зрение ему отказало.

Мальхен поняла, что отец пока еще совсем не готов к переезду. Так что, видимо, придется им выжидать и третью неделю у купца Анготта в Брауншвейге.

Утром 15 февраля к Лессингу заглянули Эшенбург и Лейзевиц и, обрадованные тем, что нашли его таким бодрым, засиделись долго.

Потом, во второй половине дня, наведался Дейвсон и принес «Геттингенский журнал» Шлёцера, где ему попалась на глаза полемическая статья, которую он, как обычно, тут же прочитал вслух. Острота Шлёцеровой полемики обрадовала Лессинга.

— Теперь я начинаю понимать, — сказал он, — что дух разумного противоречия не умрет вместе с протагонистом.

— Умрет? — по-детски испуганно взглянул на него Дейвсон.

Лессингу пришлось лечь в постель.