Герхард Менцель - Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

Гостиница эта — прославившаяся благодаря Жан-Полю — «Рольвенцеляй», названная так по имени хозяйки Анны Доротеи Рольвенцель, урожденной Бейерляйп из Гутшендофра, под Кульмбахом. Одного мужа она похоронила, второй, господин Рольвенцель, в хозяйстве никакой роли не играет. Она на семь лет старше Жан-Поля (то есть ровесница Шиллера), энергична, говорлива и исполнена сознания своей высокой миссии: заботиться о знаменитом человеке. Она заслуживает похвалы «вовсе не за благородство поведения, — писала Каролина Рихтер в 1818 году Эрнестине Фосс, — а за оригинальность суждений и дюжую силу духа. Она любит моего мужа, ибо по-настоящему понимает его значительность, и вместе с ним она достигнет бессмертия».

Разумеется, сердечные отношения между писателем и женщиной, словно сошедшей со страниц народной книжки с картинками, установились не сразу. Жан-Поль впервые упоминает о ней в записке к Отто: «Вчера я с женой и ребенком обедал у Рольвенцель, а это значит обедал прекрасно». У нее справляют семейные торжества, приглашают в гостиницу друзей и там же, за пивом и омлетом, ведутся разговоры с Отто. Из ее имени образуют даже глагол, внедрившийся среди друзей «Сегодня можно порольвенцелить». Но лишь спустя годы толстяк с узловатой палкой, сумкой и собакой станет каждый день утром покидать свой дом и отправляться в свое полу-уединение: в иллюзию холостяцкой конуры с госпожой Рольвенцель в качестве эрзац-матери, которая, правда, не понимает его, но тем глубже чтит.

Когда один из его посетителей попросил потом в письме передать привет госпоже Рольвенцель, Жан-Поль назвал это «нежным движением души». Молодого человека звали Вильгельм Геринг. Позже он прославится под именем Вилибальда Алексиса; самобытная хозяйка произвела на него столь сильное впечатление, что, рассказывая о своем посещении ее после смерти Жан-Поля, он предоставляет слово ей самой: «Знаете… почти не было утра, чтобы удивительный этот человек, Жан-Поль, не приходил ко мне со своей ботанической коробкой; бывало, поздоровается со мной и поднимется наверх в свою угловую комнату — я покажу ее господину — и пишет там или выйдет на свежий воздух. А уж как просто жил, и все по правилам! Вот он пишет, а тут ему приходит в голову, что надо бы поесть; тогда он требует свое любимое блюдо, и быстро. Какое? Вы только представьте себе — картошку. Этот удивительный человек ел картошку! Мы ее быстро варим — уже привыкли. Я ставлю картошку на стол, он, не выпуская пера из рук, смотрит на меня, а когда через несколько часов я заглядываю к нему, все стоит нетронутым на столе. Он бы съел теперь, да она остыла, уж этого я допустить не могу и снова варю картошку. Он это замечает, конечно, и, разумеется, такому милому и удивительному господину не хочется, чтоб у меня были лишние хлопоты, но, бог мой, ради него чего не сделаешь! И потому он уже с утра требует обеда, чтобы нам весь день было спокойно. Но, господи, ведь от того страдает здоровье, если все всегда не вовремя и без всякого порядка. А бывает, он работает на воздухе, а ведь уже и холода близко. Он сидит в мокром саду, ноги у него коченеют, а он не чувствует, потому что голова горит от возбуждения и он не замечает, что происходит вокруг. Он велит принести доску, прямо на снег, — но все это доведет его до смерти… Знаете, нет человека такого ума, как у него. Никто не может с ним сравниться — над чем другой битый час сидит, у него готово в минуту. Он пишет так быстро, просто поразительно… Ах, когда я вижу его, милого господина, как он выходит из своей рабочей комнаты, лицо красное и опухшее, а глаза выпучены и дико озираются, то я всегда думаю: ах, боже милостивый, сохрани мне этого чудесного человека, который принес в мой дом столько счастья и чести и такую репутацию… Но, знаете, хотя он такой великий человек, что запросто общается с кайзерами и князьями, а все-таки всегда приветлив с каждым. Знаете, мой муж не понимает его. Но по воскресеньям, когда к нам приезжают гости из города, господин спускается к нам сюда в пивную и разговаривает с бюргерами о том, о сем, так что они дивятся и не понимают, чего он хочет, но он приручает их всех, так что они готовы носить его на руках, и тогда милый господин говорит, что они всегда понимают его лучше, чем можно было бы думать».

Эта женщина и есть настоящая спутница его последнего десятилетия. У нее он живет своей псевдохолостяцкой жизнью, посвященной исключительно работе, вдали от отвлекающих обязанностей отца и мужа.