Лидия Грот - Прерванная история русов. Соединяем разделенные эпохи

Начало российской истории привычно посвящается рассуждениям о происхождении имени Русь. Дескать, главное узнать, что за имя Русь, а там уж история Руси сама из имени проистечет и стройными рядами на главы и параграфы построится. В ходе этих рассуждений в качестве прародины Руси столь же привычно упоминается шведский Рослаген – только подумать, что такая область до сих пор существует в Средней Швеции!

Памятник «Тысячелетие России» в Новгороде

Но, как я показала в своих работах, этой области не существовало в IX в., с которым связывается выход Древней Руси на историческую арену. Её не было в силу геофизических особенностей развития восточного побережья Швеции – подъема дна Балтийского моря, что делает бессмысленными все попытки каких-то лингвистических изысканий по поводу Рослагена-Руотси.

Сведения об особенностях геофизического развития восточного побережья Швеции никогда не были доведены до российского общества официальной наукой. Благодаря этому Рослаген как выдуманная прародина Руси прожил долгую и достаточно беспечальную жизнь в российской истории. И его миражный образ твердою стопой стоял на пути всех попыток исследовать вопрос о более древнем периоде истории Руси, иначе говоря, о Руси до призвания варягов.

Оригинальный лист летописи

Древнерусские летописи совершенно однозначно говорят о том, что Русь в Восточной Европе существовала и до призвания варягов. Об этом сообщает Лаврентьевская летопись, перечисляя тех, кто обратился к варягам: «Ръша русь, чудь, словъни, и кривичи». Но норманисты стали предлагать свое толкование для этой неудобной фразы из летописи. Поскольку, говорят, в летописи по Радзивилловскому списку эта фраза написана как: «Ръша руси чюд(ь), и словене, и кривичи, и вси», то здесь для слова «руси» следует видеть падежную форму: сказали кому? Ответ напрашивается сам – Руси. Однако никакого падежного окончания в Радзивилловской летописи нет, а есть множественное число – ру́си , сходное с указанием множественного числа других народов в этом ряду: словени, кривичи . Есть для этого аналогия и с Никоновской летописью, где сказано, например: «Роди же нарицаемie Руси, иже и Кумани». Здесь мы видим ру́си и кумани как этнонимы, указанные во множественном числе. То есть название народа русь могло быть и в форме множественного числа ру́си или, как нам более привычно, – ру́сы .

Но кроме этого есть сообщение Повести временных лет об образовании Русской земли у полян под 852 г., т. е. за десять лет до призвания Рюрика. Таким образом, даже беглое обращение к летописям показывает, что наша историческая мысль живет под прессом традиции подгонять источники под известную догму: Русь из Рослагена, приплывшая в лодке с социальным наполнением (одна из формулировок норманистов), а до этого никакой Руси в Восточной Европе не было и быть не могло. Но если манипулировать источниками вместо того, чтобы уважительно изучать их, то трудно будет отыскать дорогу к нашим корням и ответить на вопрос: откуда мы?

Альберт Кранц

По моим предположениям, прародиной Руси является Восточная Европа. Именно здесь родились и прожили всю свою длительную историю народ и имя Русь, за исключением той части древнего этноса, который в ходе миграций разных времен покидал свою прародину. Собственно, именно эту мысль о русских, предки которых издревле жили в Восточной Европе, отстаивали Татищев и Ломоносов в споре с Байером и Миллером, если восстановить основную сущность этого спора. При этом взгляды Татищева и Ломоносова на древние корни русской истории в Восточной Европе отражали непрерывную историографическую традицию, истоками своими восходившую к древнерусскому летописанию, русской книжной учености и русской устной традиции. А также, между прочим, – к античности и западноевропейским гуманистам эпохи Возрождения, которым, например, было известно о тождестве роксолан и русских.

Но XVI в. был переломным периодом в западноевропейской общественной мысли, когда стали зарождаться и развиваться исторические утопии вроде готицизма – идеи о германских завоеваниях как движущей силе европейского развития и создателях европейской государственности. Выдуманные истории стали жить собственной жизнью, к XVIII в. они сложились в определённую традицию и были привезены в Россию Байером, Миллером и Шлецером в качестве квинтэссенции западно-европейской историософии.