Александр Никонов - Russian X-files. Сеансы черной и белой магии с разоблачением

И вдруг я почувствовал слева… ну, это сложно описать – словно дуновение какое-то. И почему-то убрал голову – упал обратно на подушку. И тут же там, где только что была моя голова, прошла пуля, пробив брезент палатки.

Потом я слез вниз. И пошел к выходу. У меня было очень странное состояние. Я шел между пулями, словно чувствуя их. Когда нужно, я останавливался, когда нужно – шел вперед. Впереди меня пролетали пули, и сзади тоже, передо мной и за моей спиной падали и кричали люди. А я шел среди прошивающего палатку металла и… нет, ни о чем не думал, просто было ощущение, что пули в меня не попадут. Что я их чувствую – вовремя ускоряю движение, вовремя останавливаюсь. И прохожу между их смертельными трассами.

Потом, когда я уже вернулся домой, выяснилось, что как раз в это время мама моя была в церкви и молилась за меня. Что вы говорите? Время на Кавказе практически не отличается от московского?.. Да, это так. Ну, значит, она ночью в церкви за меня молилась. Насколько я знаю, некоторые церкви работают по ночам…

– Слушай, – сказал мне известный научный журналист Игорь Мосин. – Вот адрес, сходи туда, поговори с женщиной. У них там какая-то чертовщина произошла. Напиши для нашего альманаха заметку…

А чего не сходить? Почему не написать? Дело нехитрое.

Случилось это в самом начале девяностых, поэтому ни имени, ни фамилии главной героини истории я, разумеется, не помню. Это была обычная конторская тетка, которая всю жизнь просидела за казенным письменным столом, перебирая бумажки. Их контора, как-то связанная с парфюмерией (что-то типа «Союзпарфюмерпром») располагалась на одном из последних этажей той самой новоарбатской высотки, на крыше которой стоит знаменитый глобус. Не знаю, стоит ли он по сию пору или нет, не замечал как-то… а раньше стоял. Встречи тогда назначали «под глобусом».

Мне выписали пропуск, и лифт понес молодого, но дико талантливого корреспондента в горние выси советской бюрократии. Походив по коридору, я отыскал нужный номер кабинета и вошел в обычную конторскую комнату, где стояло два стола и сидели две совслужащие тетеньки. Из окон кабинета проглядывалось американское посольство, внизу ездили машинки. Я впервые тогда был внутри этой высотки, поэтому все внимательно осмотрел и только потом уселся на стул перед тетенькой и приготовился слушать ее рассказ.

…Было так. К тетеньке пришел очередной посетитель, и тетенька стала с ним обсуждать обычные бумажные вопросы – какие-то накладные и прочую ерунду. Ничего особенного, работа. И в один из моментов беседы женщина вдруг почувствовала некий дискомфорт в области безымянного пальца правой руки. Поначалу она не обратила на это особого внимания, продолжая беседу. Но дискомфорт сменился неприятным давлением, а чуть позже уже откровенно болезненными ощущениями. Женщина посмотрела на свою правую руку и увидела, что ее обручальное кольцо деформировано!

Она вскочила из-за стола, побежала в туалет и там с помощью мыла сорвала с пальца кольцо. В дальнейшем надеть его снова на палец она уже не могла: настолько оно было сплюснуто…

Порывшись в сумочке, женщина достала это кольцо и протянула мне. Кольцо уже, строго говоря, не было кольцом, оно напоминало своим контуром гитару. Я попытался пальцами еще больше сплюснуть эту гитару. Безрезультатно. Внимательно осмотрел блестящую поверхность ювелирного изделия на предмет рисок от пассатижей. Рисок и царапин не было.

– Больше ничего необычного у вас не происходило в тот день? – спросил я.

– Ну, разве что бумага вот, – ответила мне коллега пострадавшей из-за соседнего стола. – Когда я пришла в тот день утром на работу, увидела, что принтерная бумага порозовела.

Напомню читателям – это было начало девяностых, и принтерная бумага в те далекие годы представляла собой широкие перфорированные стопки листов. То есть по краю стопок шла крупная перфорация – дырочки, в которые входили цевки принтерного барабана. При этом сама бумага представляла собой не рулон, а именно стопку листов, в которой каждый лист был соединен с другим меленький перфорацией. То есть один лист можно было ровненько оторвать от другого по этой мелкой перфорации, как кусок туалетной бумаги.

Так вот, лежала эта стопка на столе. Верхний лист был оторван и положен сверху стопки. Но положен не очень аккуратно, с небольшим перекосом – так, что дырки крупной, боковой перфорации верхнего листа не совпадали с дырками всей стопки.