Алексей Чачко: Искусственный разум

"Алгоритм" не очень похож на "аль-Хорезми": средневековые толмачи подравняли восточное слово под древнегреческий шаблон; его родственником незаконно стал "ритм". Впрочем, так ли уж незаконно? Хорошие алгоритмы, бесспорно, обладают внутренним ритмом.

Поначалу новорожденный алгоритм означал всего лишь нумерацию, правда, но непривычной для европейцев позиционной системе счисления, той самой, с которой мы так сжились теперь. Потом смысл слова изменился: алгоритмом стали именовать набор правил, по которым следует производить вычисления. Скажем, правила умножения двух чисел в столбик - алгоритм умножения.

Естественно, возникает ехидный вопрос: неужто такой элементарной вещи, как правила умножения в столбик, обязательно присваивать пышный титул алгоритма?

На ехидный вопрос - сокрушительный ответ: умножение сегодня стало элементарной вещью, а в средние века, когда пользовались римскими цифрами, за знание правил перемножения двух трехзначных чисел присваивали степень доктора наук. Хороший алгоритм сделал умножение элементарным и общедоступным. Равно как и извлечение корня из числа, и нахождение наибольшего общего делителя, и...

Нет, вавилонские ученые знали свое дело, когда заполняли тысячи глиняных табличек алгоритмами, когда создавали библиотеки алгоритмов.

У нас тоже стала накапливаться своя библиотека, в ней уже три алгоритма - "Спинка кофточки", "Погрузка корабля" и "Спящая красавица". Пусть не смущает вас, читатель, их несерьезный, потешный характер: потешные солдаты Петра Первого составили потом ядро его гвардии.

Со всем уважением присмотримся к алгоритмам нашей библиотеки. Каждый более всего похож на цепь, звеньями которой являются операции. Почти все операции - прямые команды, они начинаются глаголами в повелительном наклонении: "найти", "взять", "поделить", "вставить", "скопировать", "отбросить", "вязать".

Цепь операций-команд нигде не прерывается; добавляя к ней звено за звеном, мы можем изобразить во всех подробностях ход самой трудоемкой работы.

Весной 1616 года придворные французского короля Людовика XIII собрались на лужайке парка Фонтенеб-ло, чтобы познакомиться с диковинными автоматами. Автомат-мушкетер в плаще и в шляпе с пером невозмутимо шагал по лугу, останавливался, извлекая шпагу из ножен, салютовал ею придворным и четко, даже щегольски отправлял шпагу на место. Автомат-пастушка нежно улыбалась, двигалась плавно и женственно, закатывала глаза и произносила голосом, напоминавшим свирель: "Да здравствует король!" Автомат-утка по понятным причинам не приветствовала короля, зато крякала, переваливалась с боку на бок, входила в пруд и - смотрите! - плыла по глади вод, перебирая перепончатыми лапками.

- Люди и животные сделаны из железа, а ведут себя как живые! - удивлялись придворные.

Вместе с ними удивлялся и бретонский дворянин Рене Декарт, хрупкий юноша, способный не только удивляться, но и тщательно обдумывать удивительные вещи, пристально рассматривать их в естественном свете разума.

"Очаровательные игрушки, - думал Р. Декарт, - изысканные, остроумные создания механиков-часовщиков! В воле мастеров сделать автоматы посложнее, добавить несколько зубчатых колес. Тогда "мушкетер" подружится с "пастушкой", а "утка" станет повторять "Да здравствует любовь!". Нет запрета еще и еще совершенствовать автоматы. Скажем, изобрести автомат, который безошибочно владеет придворным этикетом, шаблонными светскими речами. Этот механический господин стоял бы среди нас и ничем бы от нас не отличался: точно так же улыбался бы, двигался, восхищался королевскими затеями, снисходительно хвалил бы другие автоматы, кровных своих братьев. Скрытая в теле автомата цепь обязательных действий может быть сколь угодно длинной и разматываться сколь угодно долго..."

Так размышлял юноша об алгоритмах работы автоматов вообще, и автомата-придворного, в частности. Сегодня мы полностью согласны с Р. Декартом. Сегодня место громоздких зубчаток заняла микроэлектроника, а алгоритмические цепи содержат сотни тысяч и миллионы, звеньев - команд... Но вернемся к размышлениям Р. Декарта.

"Цепь может разматываться сколь угодно долго, и все действия автомата будут выглядеть разумно, словно он обладает душой. Выходит, цепь команд заменяет душу?:

Юноша закусил губу и продолжал смотреть на королевские игрушки. Ему вдруг совсем по-детски захотелось подбежать к "мушкетеру" да потихоньку вытащить у него шпагу из ножен. Автомат не заметит, не поймет, не остановится, а по-прежнему будет механически извлекать отсутствующее оружие, салютовать ничем. Его поведение потеряет всякий смысл. Если сей воин даже встретит на своем пути стену, он не свернет, а продолжит свой марш напролом. Смешно и нелепо!