Айзек Азимов - Загадки мироздания

Вечность обладает волшебным свойством превращать в скуку все самое желанное и приятное. Избежать этого невозможно. Человек устает от всего.

Разумеется, на уровне конкретных личностей такая проблема, безусловно, имеет свое решение. Полное и абсолютное бессмертие все равно недостижимо — иными словами, никого нельзя удержать на этом свете силой.

Любой желающий покинуть общество бессмертных волен это сделать. В таком обществе сознательный уход из жизни будет даже культивироваться, как кульминация всего существования. Наверняка будут созданы специальные центры, где уходящие из жизни будут празднично отмечать эту веху с друзьями и любимыми — теми из них, кто сам не покинул сей мир раньше.

В конце праздника, под звуки музыки, среди машущих рук и воздушных поцелуев перед хозяином праздника закроются двери камеры, которая тут же наполнится нервно-паралитическим газом.

Так что, конечно, под «обрести бессмертие» подразумевается не «жить вечно», а «жить столько, сколько захочется». Сколько же это будет?

Естественно, дело тут сугубо личное. Сомерсет Моэм, умерший в возрасте 91 года, умолял смерть прийти поскорее — но он был стар, болен и слеп. От членов же общества бессмертных логично ожидать здоровья и бодрости на протяжении всего срока существования. Сколько времени потребуется здоровому молодому человеку, находящемуся в здравом уме, чтобы ему в буквальном смысле слова до смерти надоело жить?

Если ему повезет найти себе по-настоящему интересную задачу в жизни — например, управлять развитием человечества, или снимать покров с неизведанного, или обнажать красоту Вселенной — то вряд ли ему надоест быстро, и до прощального взмаха рукой может пройти очень долго.

Какой срок тут можно было бы назвать? Лет пятьсот в среднем?

В целом же получится, что многовековыми долгожителями окажутся именно перечисленные категории людей — политики, ученые, художники. И вот это как раз чрезвычайно опасно.

Самую большую ценность для человечества мозг каждого индивидуума представляет в возрасте до тридцати пяти лет. Если к этому возрасту у человека так и не обнаружилось ни гениальности, ни талантов, то, скорее всего, их не обнаружится уже никогда. Если же гениальность и была проявлена, то, скорее всего, остаток жизни этот человек проведет, развивая идеи своей молодости. Умри он в тридцать пять — и другие, менее способные люди, разовьют их не хуже.

Исааку Ньютону было 25 лет, когда он уже четко обрисовал себе основную линию своих последующих достижений. Альберту Эйнштейну было 26, когда он разработал теорию относительности. Чарлзу Дарвину было 22 года, когда он отправился в плавание на «Бигле» и произвел, собственно, те наблюдения, на основе которых и сложилась впоследствии его теория эволюции путем естественного отбора. И таких примеров — не счесть.

Нельзя сказать, что люди более старшего возраста совсем уж ни на что не годны — Уинстон Черчилль совершил главное дело своей жизни в 65 лет, а Джозеф Конрад начал писать только в 37. Но все же практически все революционные прорывы в представлениях за всю историю человечества совершались молодыми людьми.

И это естественно. Ум человека очень быстро теряет гибкость. И дело тут не в физическом старении мозга или ограничении его способностей, так что если даже удастся поддерживать мозги наших долгожителей в физиологически молодом состоянии, проблема останется нерешенной. Единожды разработав картину мышления, мозг в дальнейшем сворачивает все мыслительные процессы на привычные пути, и избежать вечного движения «по колее» можно только с помощью приложения колоссальных усилий.

Великий физик Макс Планк как-то раз сказал, что существует только один способ добиться признания наукой принципиально новой теории: надо, во-первых, разработать саму теорию, во-вторых, доказать ее истинность и полезность, а в-третьих — дождаться, пока вымрут все ученые предыдущего поколения.

Только молодой, свободный еще разум, не истоптанный вдоль и поперек уже сформировавшимися представлениями, может увидеть по-настоящему революционное решение. А через одно-два десятилетия этот юный революционер и сам станет ортодоксом собственной веры. Как часто это происходило уже и в политике, и в науке, и в искусстве!

Нужен ли нам мир, где все ключевые должности будут заняты не торопящимися освобождать их долгожителями?

Стоит ли спасаться от смерти каждого через старение организма, от массовых смертей в ядерном огне ради того, чтобы получить медленную всеобщую смерть от тления?