Валерий Возгрин - ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ КРЫМСКИХ ТАТАР

Но гораздо важнее для села был Закон о земле, опубликованный в конце мая 1920 г. Согласно этому акту, которого уже три послереволюционных года тщетно ожидало крымское крестьянство, земля отчуждалась у крупных землевладельцев и передавалась трудившемуся на ней населению "в вечную наследственную собственность". Сюда же относились все угодья казны, Государственного земельного банка, а также пустошные и не обрабатывавшиеся их владельцами или сдаваемые ими в аренду земли (Усов С.А., 1925, 146 — 147). Единственным условием для получения надела была принадлежность к крестьянскому сословию — с тем чтобы участок не переходил к "чужому земле человеку". Мера вполне оправданная — это был заслон от спекулянтов, от которых уже полтора века страдал крымский земельный фонд.

За выделяемые правительством участки предла[420]галось платить выкуп, впрочем относительно невысокий, не превышавший размер аренды (т. е.1/5 урожая), а то и меньший ее, на протяжении 25 лет. Часть выкупа должна была идти бывшим землевладельцам, но своих прав на нее они лишались немедленно. Вполне терпимым этот выкуп был и потому, что крестьяне могли расширить производство до масштаба, представлявшегося им оптимальным, что должно было увеличить производительность труда по сравнению с прошлым, когда большинство имело (или арендовало) нищенские клочки земли.

Газета "Крестьянский путь" справедливо отмечала в августе 1920 г. выгодность новых положений для крымского крестьянства, ведь они гарантировали всем, в том числе и беднейшему татарскому населению,4/5 урожая, полную свободу выбора сельхозкультур и, что не менее важно, свободу от продразверстки, реквизиций, возвращения помещиков и т. д. Тем не менее Законом о земле воспользовалась лишь часть населения, а именно зажиточные крестьяне — русские и немецкие фермеры. Татарское крестьянство не решилось им последовать по ряду причин. Во-первых, передавая крестьянам землю, власти откладывали оформление законных купчих до момента полного погашения земельного выкупа. Далее, обнищавшее большинство населения татарских деревень, испытавшее за последние четыре года смену восьми различных властей, каждая из которых приходила со своими законами, не верило в прочность врангелевского правительства, смотрело в будущее с оправданным пессимизмом. Никто из них не торопился вкладывать труд и средства в землю еще по одной причине — "все равно, мол, большевики придут" (Бунегин М.Ф., 1927, 296), а с ними — и продразверстка, и прочие атрибуты "военного коммунизма".

Экономическому пессимизму и бездеятельности татар не могла помочь и новая национальная политика, хотя объективно она была направлена на поддержку интересов коренного населения. Еще в мае 1920 г. в Симферополе впервые после разгона Деникиным татарской национальной Директории был собран съезд татарских представителей. Его целью была разработка принципов самоуправления края, решения проблем вакуфов и национального просвещения. Работа съезда завершилась образованием[421] Мусульманского совета по выборам в аппарат будущего самоуправления, а также постановлениями о развитии национальных культуры и экономики. Осенью проект центрального органа самоуправления — Мусульманского совета по татарским делам

— был утвержден Врангелем, однако деятельность его до прихода Красной Армии так и не развернулась.

Следует заметить, что и Врангель, очевидно, утверждал Положение о мусульманском самоуправлении, так сказать, вынужденно, боясь восстановить против своего правительства большинство населения Крыма. Он не мог всерьез думать об улучшении положения татарского крестьянства уже потому, что целиком полагался в своей земельной политике на советы своего премьер-министра Кривошеина — бывшего помощника и единомышленника Столыпина. Не без участия последнего адмиралом был подготовлен приказ, согласно которому имущество и земля не только дезертиров (или бежавших в горы призывников), но и их ближайших родственников подлежали конфискации. Приказ этот, фактически перечеркнувший Закон о земле, стал причиной новых карательных акций, прямого грабежа населения, чудовищных насилий над ним. Не будем перечислять кровавых подробностей походов "усмирителей", прислушаемся лишь к свидетельству современника их: "Обстановка исполнения этого приказа была так ужасна, что некоторые офицеры отказывались ехать... а генерал Зеленин... после первой же командировки в качестве начальника карательного отряда поспешил уйти в отставку, чтобы не видеть этих ужасов" (Раковский Г., 1921, 83).