С Смирнов - Год 250

Ровно столько же - четыре века - просуществовала китайская империя Хань, но теперь она лежит в развалинах, и никому не ясно будущее Поднебесной. Здесь не было единой государственной религии, не появится она и впредь, но огромное изобилие философских школ в Китае обеспечивает любую возникающую здесь политическую партию своей уникальной идеологией, и не видно конца этой чехарде духовных ценностей и политических систем.

Сначала все казалось просто: на севере Китая образовалась мощная военно-феодальная держава Вэй, возглавляемая наследниками удалого и прозорливого Цао Цао, потомка одного из древних служилый родов империи. На юго-востоке, в низовьях Янцзы, сложилось консервативное царство У, чьи самозваные правители изо всех сил поддерживают призрак былого величия дома Хань. Наконец, в юго-западной твердыне Сычуань, отделенной от исконных китайских земель труднопроходимыми горами, возникло царство Шу, номинально возглавляемое потомками дома Хань, а фактически управляемое сектой монахов даосов.

Здесь правил несравненный Чжуга Лян - отшельник и музыкант, полководец и звездочет, инженер и законодатель. Гениальный психолог-практик, он одинаково легко понимал и направлял поступки и чаяния пахарей Сычуани и ханьских чиновников, лихих воевод последней имперской армии и независимых горцев лесного юга, храбрых кочевников-скотоводов запада и упрямых грамотеев-конфуцианцев. Современники считали, что государственный талант Чжуга Ляна и его личное обаяние не уступают дарованиям его прославленного тезки Чжан Ляна, заложившего четырьмя веками ранее основу ханьской государственной машины. Если кто-нибудь может вновь устроить в Поднебесной мир и порядок, то только этот "спящий дракон" - мудрец в монашеском платье!

Но и он не смог, и потомки сложат горькую эпитафию мудрецу: "Одною рукою он думал заделать дыру в небесах!" Именно так: над Китаем уже разверзлись небеса нового переселения народов, а впитать и укротить этот потоп некому - слишком далеко зашел социальный распад ханьского этноса к середине III века новой - еще никому не ведомой - эры. Сначала имперские полководцы и чиновники пассивно позволяли придворным евнухам тасовать и сбрасывать себя, как карты в колоде. Потом солдаты обезглавленной армии взбунтовались, а столичные администраторы дали себя перебить, как овец. Затем местные феодалы, подавив крестьянское восстание "Желтых повязок", расчленили страну на множество уделов и погрязли в усобицах, позволяя уцелевшим чиновникам и монахам-грамотеям править от своего имени. А теперь последние осколки ханьского Китая быстро деградируют. В царстве Вэй воевода Сыма II уже сверг последнего правителя из рода Цао, на востоке умирает Сунь Цюань, основатель царства У, и в западном царстве Шу власть перешла из рук просвещенных монахов в руки диковатых воевод, готовых к последнему туру усобиц накануне массового вторжения варваров в Поднебесную.

Империя Хань возникла на два века раньше Римской империи и на четыре века раньше, чем держава Сасанидов, на столько же веков она опережает их в своей гибели. Однако судьбы имперского наследия оказываются разными в Риме, Китае и Иране. Римская держава продолжает жить даже в отрыве от создавшего ее этноса, солдатские императоры III века легко находят опору в массах легионеров, вчерашних варваров, готовых принять и поддерживать имперский порядок, столь отличный от надоевших им бесплодных племенных усобиц. Это непрочная опора для великой державы, но ее хватит до тех пор, пока не созреет новый этнос "ромеев", который подхватит своими крепкими руками имперское здание, очистит его от многих косных традиций и институтов и на десять веков утвердит в Восточном Средиземноморье новую державу, которую мы именуем Византией, хотя основатели искренне считали ее Восточной Римской империей, прямой наследницей державы Цезаря и Октавиана. Совсем иной оказывается судьба ханьского наследия в Китае, хотя здешние "солдатские императоры" - Цао Цао, Лю Бэй, Сунь Цюань, Сыма II - не так уж сильно отличаются от своих западных современников Деция, Постума, Галлиена и Аврелиана. Каковы же причины различия судеб китайского мира и средиземноморской ойкумены? Их две. Во-первых, традиционная глубокая неприязнь китайцев к любым соседним варварам (в Риме, чьи основатели сами были очень пестрым сбродом, такие предубеждения не имели под собой почвы). Во-вторых, это высокая степень однородности китайской национальной культуры, достигнутая за четыре века существования Ханьской державы, по сравнению с редкостным идейным разбродом в поздней Римской империи.