Параллельный анализ стихотворных и прозаических произведений Пастернака доказывает единство его творческой системы. И хот его прозаические тексты и имеют не скованную определенным метром форму, в них обнаруживаются собственно поэтические принципы строения и создается особая система повторов и параллелизмов, выявляемая при соотнесении со стихотворными текстами. Мир текста у Пастернака, как и у Набокова, создается при помощи внутренних ресурсов самих языковых единиц, значение которых подчиняется исходно заложенной поэтической модели. И в этом отношении наиболее точным аналогом «прозы поэта» становится книга стихов, завершающая роман («Стихотворения Юрия Живаго»), где лирический субъект «Я» выступает и автором, и героем целостной композиции. Именно в этой стихотворной структуре достигается оптимальный компромисс между малой стихотворной формой отдельных текстов и большой конструкцией, развертывающей поэтический сюжет в его поступательном развитии.
В настоящей книге также обсуждается проблема эволюции идиостиля Б. Пастернака от «сложности» к «простоте», которая внешне принимает вид отказа от авангардности в пользу традиции. Однако, как показывает анализ, такое представление действительно «поверхностно». Хотя постепенно Пастернак и избавляется в своей поэтике от чисто авангардистских приемов, он так и не смог отказаться от своего принципа означивания действительности, поскольку он у него никогда не менялся. В мире Пастернака между словом и вещью никогда нет точного референциального соответствия, и постижение смысла возможно, как мы видели, только при синтезировании целостной картины. В этом смысле строки поэта из стихотворения со значимым заглавием «Без названия» («Для тебя я весь мир, все слова, / Если хочешь, переименую») определяют основу его творческого метода: «называние» для Пастернака одновременно и «невозможность назвать», так как невозможно в словах точно запечатлеть акт поэтического прозрения, сопротивляющийся логическому мышлению.
Вопросу о том, как развивалась авангардная поэтика с начала XX века до рубежа XX–XXI веков, посвящена третья глава книги. Для разговора об авангардных тенденциях в искусстве не случайно выбрана эмблема «лестницы», так как движение по лестнице происходит в обоих направлениях — вверх и вниз, и если подъем знаменует собой выход на более высокий уровень, то спуск означает потерю достигнутого. Однако такие перемещения могут происходить и одновременно. Символичной в этом смысле оказывается литография М. Эшера «Относительность» (1959), которая демонстрирует, что представление о вертикали и горизонтали не является абсолютным. Так, у Эшера люди в разных мирах могут пользоваться одной и той же лестницей и передвигаться как будто бы в одном направлении: на самом же деле один из них движется вверх, а другой — вниз. При этом контакт между этими людьми невозможен, поскольку они находятся в разных пространствах и даже могут не знать о существовании друг друга. Таким же путем, как мне представляется, шло и развитие авангардной ветви русской поэзии.
С точки зрения литературно-языковой эволюции очень верно замечание Б. М. Гаспарова [1996: 313–314] о противоположных векторах развития лингвистики и поэзии: «Если для лингвистики XX столетия характерна установка на „правильные“ языковые построения, в которых соблюдены общеобязательные требования языкового кода, то эстетические теории этой эпохи, напротив, склонны придавать исключительно большое значение „отрицательным“ приемам, действие которых состоит в нарушении сложившегося в читательском сознании „кода“ эстетического поведения. В сущности, эти две крайности сходятся; категорическое противопоставление положительного и отрицательного состояния, соблюдения „общественного договора“ и его преднамеренного нарушения типично для авангардистского мышления, с его склонностью к поляризациям и бинарной диалектике». Подобная бинарность подразумевает одновременно и то, что «сам эффект непохожести всегда оказывается похож на что-то, нарушение ожидания неотделимо от ожидания нарушения» [там же: 315].
Однако и в рамках такого «ожидания нарушения» возможны разные индивидуально-авторские стратегии. Так, если М. Цветаева в своих текстах нарочито утрировала борьбу «противоположных начал» [9] Противоречивость как черта характера М. Цветаевой была особо отмечена ее дочерью А. Эфрон: «Цельность ее характера, цельность ее человеческой личности была замешена на противоречиях; ей была присуща двоякость (но отнюдь не двойственность) восприятия и самовыражения; чувств (из жарчайшей глубины души) и — взгляд на (чувства же, людей, события), взгляда до такой степени со стороны, что — как бы с иной планеты» [Эфрон 2002: 317–318].
, считая снятие полярности «заведомо пустыми сплётами», то Б. Пастернак как раз стремился к гармонизации, поскольку в его поэтической системе полярные начала «безраздельны».
Читать дальше