Юрий Никитин - Как стать писателем… в наше время

Конечно, это не значит, что если мэтр не одобрил, то рукопись – шедевр, но и целиком полагаться на отзывы не стоит.

Да и вообще… просто выгранивайте текст и посылайте в издательство. Мэтрам и без ваших рукописей есть чем заняться.

Никто за вас вашу работу делать не будет. Наоборот – помешают. Так что сами, сами…

Один автор, у которого рейтинг начал сползать со средних величин ниже и ниже, титаническими усилиями взялся наворачивать усложненный текст, насыщенный сравнениями, образами, метафорами и прочими бантиками, из-за чего чтение стало напоминать бег по бассейну с застывающим бетоном. Но что это дало тексту? Наши знатоки в Корчме, очень лояльные к этому автору, сказали в один голос: «Смотрятся эти изыски, как изумруды на рукоятке кухонного ножа для чистки картошки…», что, по-моему, комплимент весьма сомнительный.

Ну не спасут изыски стиля, не спасут, если проект самого здания хреновый!.. Если сама идея здания заезженная, если построено не там, где нужно, если вместо мрамора взяли саманный кирпич, а входную дверь прорубили на высоте второго этажа!

На что уж Бернард Шоу известен как мастер поиграть словами, но и он однажды сказал: «Мне никогда не требуется думать, в какой форме выразить ту или иную мысль, слова сами приходят ко мне вместе с мыслью; но я весьма часто бываю вынужден тщательно обдумывать мысль, чтобы вернее ее выразить; и как только у меня формируется определенное мнение, все тут же оказывается сказано само собой… А когда я пытаюсь поиграть словами как бубенцами, они перестают приходить».

А еще раньше тонко и верно заметил Лаоцзы: верные слова не изящны, изящные слова не верны.

Не спасут вас изыски в области первоклассников, то есть в прилаживании словечек одно к другому, к их перестановке, более точной подгонке и прочей мелочовке, когда гнилые, а то и вовсе отсутствуют идея, тема, образы!

Сейчас время от времени в Интернете, а то и на бумажных носителях появляются брошюрки с советами, как пристроить рукопись в издательство, как понравиться редактору, как завязать связи и прочее. Все их можно было бы объединить и издать под общим названием: «Советы неудачникам и слабым». Или – «Рекомендации безнадежным графоманам».

Почему так? А потому что человек, пока жив, не важно в каком он возрасте и сколько лет уже пишет, всегда может научиться творить лучше, еще лучше! Так, что любой заплачет от восторга, а редактор – тот же читатель, он тоже зарыдает и тут же с вашей рукописью бросится к главному с криком, что вот этого автора нужно немедленно привлечь, пока его не перехватили другие, дать ему денег, квартиру, баб-с, но только чтобы все рукописи нам, только нам, а мы будем издавать его книги самыми большими тиражами.

А «Советы, как пристроить рукопись» молча указывают вам, что вы – дурак, дошли до потолка, больше не поумнеете, учить вас бесполезно, так что старайтесь пристроить ту ерунду, которую научились выстругивать топором, а до стамески никогда не доживете.

Не теряйте надежды. Не сдавайтесь… так рано.

Было время, когда причуды и вывихи одного автора, захватившего ключевые позиции в самом крупном в мире издательстве, диктовали всем живущим в СССР, что и как писать. К примеру, ну не нравилась ему почему-то тема бессмертия, вот и пошли косяком публикации маститых, которым тоже кушать надо, и молодежной мелочи, которая напишет все, что угодно, только бы опубликовали, о том, что бессмертие – бяка, гадость, стыд, позор, чудовищно, ни в коем случае низзя…

Из этих публикаций можно составить десяток толстенных томов, где из сотен рассказов и повестей не будет ни одного, где о бессмертии говорилось бы что-то хорошее. Зато сотни раз обсасывается разными авторами один и тот же сюжет: к умирающему (от рака, от несчастного случая, при автокатастрофе и пр.) приходит некий профессор и говорит, что он умрет через несколько минут, но есть возможность дать ему бессмертие (инъекцией, пересадить его сознание в тело суперкиборга, ввести в мозг суперкомпьютера). Умирающий на это сперва с негодованием отказывается, потом в секунду слабости соглашается и теряет сознание. Очнувшись, обнаруживает себя уже бессмертным (во многих рассказах и абсолютно неуязвимым, «Скафандр Агасфера» и пр., пр.,). После чего, прожив так несколько дней, горько и патетически раскаивается в совершенной ошибке, рассказывает, что жить надо только в человеческом теле отведенный природой срок и обязательно помирать, после чего кончает самоубийством. Этого я понять никак не мог (в смысле, чтобы все, как лемминги или солдаты партии, говорили и писали одно и то же), пытался среди прочего писать и о том, что бессмертие – мечта человечества, но такие творения сразу же останавливали, а против имени такого писателя ставили еще один крестик: не наш человек, публиковать такого нельзя.