Леонид Абраменко - Последняя обитель. КРЫМ. 1920-1921 гг

'Никогда более, ни днем, ни ночью, люди не избавятся от непосильного труда и бедствий. Пойдет разлад между друзьями и братьями. Стариков не захотят больше кормить и уважать. Водворится право сильного и исчезнет совесть. Не честных людей, верных клятве, будут почитать, а злых и наглых' 98 98 сия. — Л., 1991. — С. 230-231. .

Идеологическая машина большевиков, привлекая к “работе” многочисленных новоявленных поэтов и писателей, постоянно прославляла инициаторов переворота, дикие ватаги ниспровергателей, “великий октябрь” и “героические” подвиги во имя подавления контрреволюции, а попросту народного возмущения, что вылилось в грандиозную, по меркам всего человечества, гражданскую войну. В советских “произведениях” на все лады прославлялись насилие и жестокость, разжигалась ненависть между отдельными социальными группами населения, происходило надругательство над древними традициями, обычаями и религиозными обрядами людей. Убийства неугодных режиму людей, как действия в высшей степени патриотические, поощрялись, а деятельность вождей раболепно возвеличивалась. Как иначе расценить, например, стихотворные призывы Павла Тычины в принятом на “ура” его “творении” “Партія веде”, где он с высоты своего поэтического таланта пишет:

“...Всі* паніє до дної ями.

Буржуїв за буржуями Будем, будем бить...!"

40История политических учений. — М.,

1960. — С. 51.

И еще:

"...Чи уе ворог чорний, білий.

Чи від злості посивілий.

Чи то жовто-голубий.

Просто бий!

Просто, просто. просто бий/ ” 99 99 Тинина П. Г. — К., 1976. — Т. 1. — С. 121,150.

Подобное творчество, конечно же, благосклонно поощрялось партийными лидерами. За такие произведения их авторы удостаивались орденов, государственных премий, они получали квартиры-дворцы, дачи и первоочередное право на издание своих “произведений” огромными тиражами. Стихи, повести, романы на воспеваемые в обществе темы революции, победоносной гражданской войны и успешное удушение народных восстаний входили в школьные программы для обязательного их изучения. И не было предела славословиям.

Как воспринимать тех поэтов и писателей, которые благодаря своим подлинно талантливым произведениям проявили себя и стали широко известны? Следует, видимо, признать, что сторонники быстрейшего создания чистой, идейной, пролетарской литературы Горький, Маяковский, Катаев, А Толстой, Тихонов, Чуковский и другие авторитетные члены РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) отвергали все и всех, поносили все прошлое, старое, не пролетарское. Вместе с цензурой они поощряли новую, но серую литературу, выставляя ее как образец высокой художественности. Этими образцами и наполнялись библиотечные полки. В отношении же таких талантов, как Таиров, Пастернак, Заболоцкий, Ахматова, Цветаева, Булгаков, Зощенко, Волошин и многих других, выдвигались обвинения в безыдейности и непартийности их творчества. А наиболее талантливых украинских поэтов и писателей в 30-е годы уничтожили почти всех.

По архивным делам “крымской операции” в качестве жертв террора проходит большое количество юристов — лиц, окончивших юридические факультеты университетов или являющихся студентами юридических факультетов. Абсолютно не учитывалось, работали они по специальности, имели ли профессию судьи, прокурора, следователя, нотариуса; были они служащими иных учреждений, где требуюпгся юридические познания, или их дипломы юриста вовсе не использовались — все равно, к таким людям отношение чекистов всегда было наиболее предвзятым и враждебным. И не только потому, что большинство из них были выходцами из интеллигентных семей, а значит — буржуазной среды; в последние десятилетия в России юридическое образование получили выходцы из рабочих, крестьян или лица мещанского происхождения. Главное заключалось в том, что образованные люди, в частности юристы, видели небывало грубое попрание всех прав человека новой властью, нарушение всемирно признанных норм гуманитарного права. Они понимали, что этот неприкрытый, наглый вызов цивилизации отбрасывает страну к древним диким обычаям. Кто, как не юристы, будучи очевидцами массовых расстрелов, были бы наиболее надежными свидетелями и квалифицированными обвинителями большевиков в совершении тяжких военных преступлений? Кто, как не юристы, могли бы наиболее аргументировано, с использованием фактических данных, постоянно изобличать большевиков в бессовестной лжи и лицемерии при их торжественном провозглашении якобы присущих советской власти принципов законности и человеколюбия? Они, как, впрочем, и все здравомыслящие люди, за крикливыми и напыщенными лозунгами видели и понимали, что крымская кровавая бойня достойна осуждения международным сообществом. Одно лишь слово “юрист” вызывало у них дикую ярость, ассоциацию с контрреволюционером, прислужником буржуазии. Именно поэтому юристов никогда не оставляли в живых.