Дмитрий Менделеев - Заветные мысли

Да и как этому следствию было не явиться, когда корнем просвещения стали считать латинское резонерство и аттестаты «зрелости» и «благонадежности». Говорю об этом не для того, чтобы вновь поднимать устаревшее разноречие, а лишь для того, чтобы внушить мысль смотреть на просвещение народа только со стороны передачи юношеству знаний, необходимых и полезных в жизни страны, оставив всякие иные, так сказать, косвенные задачи совершенно в стороне.

Внушили юношам, во-первых, понятие о том, что «зрелость» достигается латинскими упражнениями да решением простеньких задач, а во-вторых, что все дело учения сводится к политической благонадежности, вот и стали «зрелые», конечно, не все, а все же в массах усматривать и обличать «неблагонадежность» и полагать, что мир на латинской точке отправления застрял.

Не окунувшись в жизнь, не узнав еще ничего специального, что к ней приближает, не искусившись при помощи опыта в оценке достоинства идей, воспитанное по гр. Д. А. Толстому юношество, в сущности, стало говорить: «Не хочу учиться, а хочу политиканить», – как говорило когда-то: «Не хочу учиться, а хочу жениться».

Поправка (но она может быть в деле просвещения не иной как медленной) тут, по мне, одна: в деле народного просвещения иметь в виду исключительно только одно просвещение юношества, т. е. сообщение ему добытых наукой (изучением или сочетанием разума с опытом) приемов, или способов, и выводов, или истин, могущих облегчить пути жизни. Нравственность придет сама собой, если наука поставится выше всего и для этого учителя будут подбираться не по «благонадежности», а исключительно по научному цензу, потому что между истинной наукой и моралью, как между истинной наукой и жизнью, есть связь живая и крепчайшая.

А узнать науку истинную, т. е. отличить ее от лживых наук, или – так как собирательно лживых наук не может быть надолго – от ложных учений, могут только действительно люди современной действительной науки, какие, благодаря тому, что система гр. Д. А. Толстого действует сравнительно недолго, все же есть в России, а если почему-либо их и не станет, то таких, как Лейбница, Эйлера и Палласа, можно «на время» пригласить и из других стран, все же будет лучше, чем отдать все дело в руки канцелярий или газет. Пусть главный администратор или министр народного просвещения будет и не из ученых, ему и книги в руки, но его суждения относительно научности или ненаучности должны быть целиком основаны на приговоре научных советников, иначе опять легко попасть мимо, как это блистательно доказал дилетант от науки гр. Д. А. Толстой.

В этом главное, что хотелось сказать сверх того, о чем говорил в главах VI и VII по отношению к народному просвещению. Сколь возможно полнейшая автономия не только может, но и должна вести все дело народного просвещения к благим для народа результатам лишь при условии как сверху, так и снизу не подмешивать к чистой науке ни внешней, ни внутренней политики. Науки с жизнью связаны очень тесно на все предбудущие времена. Пусть это относится к самой науке, да к ученью-то у политиканства нет отношений, а тем паче к учащимся. Политика – дело текущей жизни, и в ней могут иметь голос только выдержавшие ценз действительной жизненной зрелости. Ну, пусть их, если есть на то охота, политиканствуют профессора на стороне от учебного дела, но к учебному-то делу, к автономии его касательства никакого нет; ученикам же просто грех политиканствовать, потому что надо сперва поучиться да жизни попробовать. Путаница здесь и вредит, и с толку сбивает.

VI. Промышленность в истинном, или широком, смысле слова (см. главу VIII, т. е. производство, добыча, переделка и доставка всего того, что физически надобно, полезно или спрашивается другими людьми) занимает все более и более народы, вышедшие из первобытных состояний, в которых все немногое необходимое люди стараются добыть и произвести сами или около себя, в домашнем обиходе, подобно тому, например, как обыкновенно у нас варят дома варенье из собственных в своем саду ягод.

Мало-помалу и Россия, особенно же быстро после освобождения крестьян, входит в тот разряд стран, в котором промышленные отношения становятся на первом месте и во главу «блага народного», начиная с торговли, с добычи хлеба не для себя только, а для продажи, с перевозки, с горного дела и всяких ремесленных и фабрично-заводских дел.

Но как мы далеки еще от среднего уровня тех стран, с которыми хотим и, наверное, можем равняться, становится видным уже из того, что вся сумма ценности нашего фабрично-заводского производства едва ли превосходит в год 3 млрд руб., что дает на жителя в среднем менее чем по 25 руб. в год, а в С.-А. С. Штатах те производства дают товаров более чем 25 млрд руб., что отвечает в среднем на жителя более чем по 330 рублей. До заработков испанских или итальянских, потом до немецких, французских и английских, а тем паче до американских нам очень далеко – по цифрам, а не по времени, которое можно сильно сократить при согласном и решительно-благоразумном действии не только правительства, но и нас всех, всех от политиканов и газетчиков до учеников и ученых, даже до литераторов и аристократов.