Анатолий Гончаров - Голые короли

Тот первый разговор стал и последним для них обоих. Ровно через год Сахаров умер. Не потому, что перенапрягся, готовясь к предстоящему назавтра выступлению на съезде, а потому что «Лиса» получила шифрованную телеграмму - всего четыре слова: «Годо никогда не придет». И подпись: Шейлок. Вот он и не пришел. Никогда и никуда. Солженицын не удивился. Только сказал жене: «Ох, Аля, непроста была наша жизнь, но еще сложнее будет конец ее».

Пророк остался только один. Второй, как не вдруг выяснилось, никаким пророческим даром не обладал, являясь при жизни «гонимым заступником народных масс», вовсе в том не нуждавшихся, если не считать профессиональных диссидентов, устремившихся с его помощью на Запад пугливыми косяками третьей волны эмиграции. Туда же Сахаров невероятными усилиями отправил детей Боннэр, а затем держал две голодовки, добиваясь, чтобы вслед выпустили еще и Лизу, «любимую девушку» сына Елены Георгиевны - Алексея. А когда заикнулся, что того же хочет и его собственный сын Дмитрий, услышал категорическое «нет». Попытался было настаивать - и получил сковородкой по голове. Что ж, подобный метод всегда скрадывал узость академического мышления. Знаменосец советского инакомыслия повиновался безоговорочно.

Сковородка - не досужий вымысел, а факт, засвидетельствованный врачами районной поликлиники в Горьком, которые обследовали изнуренного, падавшего в голодные обмороки «трижды героя». Много лет спустя этот и аналогичные факты обнародовал и сам Дмитрий Сахаров: «В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание. Между прочим, Лизу я застал за обедом. На глазах полуживого отца она ела блины с черной икрой. Я пробовал поговорить с ним. Он отвечал односложно: так нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр. Она запретила отцу и думать о моем выезде за рубеж, поскольку опасалась, что ее детям, зятю и невестке достанется меньше благ от тамошних правозащитных организаций, и вообще - откроется многое из того, что ей хотелось бы скрыть навсегда...»

Когда «Лисе» чего-то хотелось- почти всегда это легко удавалось. Солженицына она ненавидела и боялась все годы, которые он прожил в Вермонте. Еще сильнее стал мучить страх накануне его объявленного возвращения в Россию через Дальний Восток. В хлопотах и сборах неосторожно обмолвился Александр Исаевич в каком-то интервью, что тупая и настырная пропаганда в России либеральных ценностей, под прикрытием которых разворовывается страна, уже превратила сами эти «ценности» в посмешище, и у разочарованного народа не осталось никакой идеи, кроме защиты подлинно русских, национальных интересов - православия прежде всего - и этому он намерен посвятить весь остаток жизни на родной земле.

Не ведал Александр Исаевич про четыре кодовых слова: «Годо никогда не придет». Какой-то безвестный Шейлок снова удачно распорядился, и 18 марта 1994 года беспощадным ударом оглушила Солженицына внезапная, необъяснимая смерть сына Мити, которому было 32 года. По всем признакам такая же, что настигла Сахарова на 69-м году жизни. Похоронили Митю в православном уголке вечнозеленого клермонтского кладбища. Вот таким вышло прощание с Америкой.

Не менее горькой получилась и встреча с Россией. Он всегда возглашал и предрекал совершенно противоположное тому, во что рядили Россию либералы новейшей духовной инквизиции. Пророк своими глазами увидел, как чуму аранжируют карнавалом: порочная попсовая похабель, сдобренная юморком телесного низа, густо размазывается по серым будням, в том числе и по тем, которые протекают ниже прожиточного минимума.

Подростковое пьянство, наркотики, гомосексуализм, педофилия, насилие на экране и в жизни, ублюдочная попса, роскошные витрины бутиков и замерзающие города- вот составляющие беспроблемного либерального оптимизма: не дай себе засохнуть!

Еще и другое увидел он, едва лишь сошел на русскую землю. Современная знать вульгарна, глупа и зависима. Она зависит от необходимости постоянного самопоказа: посмотрите, как мы живем и веселимся, как многого мы добились в этой жизни благодаря либеральным свободам! Это уже запредельное плебейство. Прежняя знать не стремилась быть уведенной сапожниками и не испытывала статусной зависимости от дорогостоящего предъявления публике своего ухоженного лика. Гюльчатай не надо уговаривать открыть личико, она демонстрирует его с утра до утра. И не только личико.

Все встало с ног на голову: если миллионы телезрителей не видят ежедневно тусующуюся элиту, значит, и элиты никакой нет. От топ-моделей и топ-менеджеров до попсы и политиков - всем нужна показуха: лучезарная, звездная, преуспевающая, эпатажная. И эта мельтешащая, однообразная пыль видимости вытесняет реальность, смещает понятия, составляя иконографию избранных и званых на пир во время чумы.