Анатолий Уткин - Большая восьмерка - цена вхождения

Шульц смотрел в окно Спасо-хауза и размышлял над степенью убежденности и софистичности советских коллег. Русские не очень изменились за столетия знакомства с Западом: только этой ночью, накануне прибытия американского государственного секретаря, они прямо по ноябрьской грязи заасфальтировали площадь перед резиденцией американского посла. Пол Нитце, главный переговорщик в сфере стратегических вооружений, сказал, что «они покрасили даже грязь». Над ужинающей американской делегацией попугай лихо насвистывал «Марсельезу». Вокруг все говорили о предстоящем праздновании тысячелетия крещения Руси. И о новом, необычном капитане, вставшем у руля советского корабля.

Горбачев попросил Шульца начать переговоры в малом формате. С советской стороны в них участвовали Шеварднадзе, Добрынин и переводчик. Шульц составил делегацию аналогичного состава: Бад Макфарлейн, посол Арт Хартман и переводчик.

Горбачев был в превосходном настроении. Он без обиняков объявил: главным препятствием улучшению двусторонних отношений является дезинформация, распространяемая государственными агентствами США. Для несведущих Горбачев прочитал лекцию о договоре ОСВ-1. Шульц указал, как на причину взаимного осложнения, на вторжение советских войск в Афганистан. Горбачев попросил попридержать подобные аргументы для прессы. «Не используйте подобных аргументов с нами, с теми, кто знает подлинные обстоятельства. Договор СНВ-1 был отвергнут конгрессом до событий в Афганистане. Соединенные Штаты отказались от Договора СНВ-1 потому, что он сдерживал их военное строительство».

Это был Горбачев «восемьдесят пятого года», сотрясающий американский военно-промышленный комплекс, которого американцам, в конечном счете, удалось перевоспитать. Шульц полагал, что «учителем» Горбачева, обвиняющего ВПК, был посол Добрынин. Шульц поспешил спросить, «куда обе страны направляются сейчас?» Шульц передал Горбачеву два письма президента Рейгана и направил беседу в сторону приближающейся встречи в Женеве: это будут серьезные переговоры. Шульц сел на любимого конька — наука и технология быстро меняют мир. Горбачев предложил государственному секретарю: «Вы должны возглавить Госплан здесь, в Москве, — у вас больше новых идей, чем у нас» 63.

Получив возможность самовыражения, Горбачев заговорил в любимом своем ключе: чего ожидает мир от него и Рейгана. Он показался противоположным от Громыко полюсом — не столь жестким, гораздо более честолюбивым, склонным к неожиданным поворотам. Агрессивным вначале и едва ли не покорным в конце. Поразительно уязвим в том, что неожиданно считает главным, — в данном случае СОИ. Предстояло еще увидеть, какого типа коммунизм исповедует Горбачев. Его говорливость и желание «блеснуть» давали надежду. Люди с таким апломбом падки на комплименты, выше которых они мало что ставят. Становилось все более ясным, что Горбачев, несмотря на свои университеты, был человеком из глубинки, из среды отдаленного сельскохозяйственного края. Он быстро найдет свою нишу в мировой политике — для этого у него есть упорство и природные данные. Но качеств внутренней убежденности у него нет, и, что очень важно, он очень честолюбив. Заурядное свойство в семейной жизни становится грандиозным по важности фактором на арене, на которую его вознесла судьба, на арене мировой политики.

Есть ли у него за душой нечто, ради чего он склонен будет сражаться и рисковать? Или наносной коммунистический флер растает в первых же лучах мирового внимания? Научится ли он относиться критически к себе? Сможет ли взнуздать непомерный поток в устной и письменной речи?

Главное, чем был обескуражен Шульц, было то чувство, что «Горбачев и Шеварднадзе были в такой степени несведущи — или невежественны» 64. Когда госсекретарь уже в Вашингтоне встретился с послом Добрыниным, то у него было чувство, что посол также испытывает неловкость по тому же поводу. Шульц знал, что советские дипломаты никогда не извиняются и не просят прощения. И все же несколько смущенный Добрынин выразил ту точку зрения, что саммит в Женеве пройдет удачно. Горбачев, сказал Добрынин, не будет с президентом Рейганом столь же жестким и агрессивным, каким он был в отношении госсекретаря Шульца.

Встреча на высшем уровне в швейцарской Женеве была первым саммитом такого рода и для Генерального секретаря Горбачева, и для президента Рейгана. Стремление не проиграть в свете мировой рампы объясняло тщание подготовки. Американцы — Белый дом — организовали три особые группы подготовки. Первую возглавляли советник по национальной безопасности Роберт Макфарлейн и начальник штаба Белого дома