Во-вторых, соотношение сил участников борьбы, находящихся, образно говоря, по ту и другую стороны баррикад, в первопрестольной оказалось менее благоприятным для большевиков, чем в Питере. Дело в том, что ни накануне выступления, ни в начале него большевики Москвы значительного перевеса сил над противником не имели. Солдатам московского гарнизона перспектива близкой отправки на фронт не угрожала и потому повальных антиправительственных настроений в их среде не наблюдалось. Да и Совет солдатских депутатов состоял в Москве, в основном из сторонников умеренно-социалистических партий, что тоже серьёзно повышало шансы антибольшевистских сил добиться, по крайней мере, нейтралитета значительной части войск гарнизона в разгоревшейся схватке за овладение властью.
Все перечисленные и некоторые иные обстоятельства не могли не придать борьбе за власть в Москве особого накала и упорства, а отражению ее в историографии – еще более ярко выраженной тенденциозности. Если в советское время отечественные историки едва ли не все сложности этой борьбы сводили к издержкам непоследовательности руководства местных большевиков, то в работах западных ученых откровенно антикоммунистической ориентации, аналогичные просчёты усматриваются в деятельности лидеров противобольшевистского лагеря. Например, Р. Пайпс считает, что если бы представители Временного правительства в Москве действовали решительнее, дела большевиков могли «закончиться для них катастрофой».
Одинаковые обвинения в нерешительности действий советскими историками большевиков (а точнее, отдельных их руководителей), а западными и некоторыми отечественными исследователями постсоветского времени представителей Временного правительства основываются не столько на фактах, сколько отражают политизированную тенденциозность суждений как тех, так и других. Единственным основанием для подобных оценок действий руководителей, борющихся за власть сторон, является факт длительности (в несколько туров) переговоров, которые велись в Москве между непримиримыми противниками в течение почти всей «кровавой недели» с одной и той же целью выигрыша времени для накопления сил и нанесения сокрушительного удара по друг другу. А поскольку экстремистские элементы, выступавшие против любой затяжки в сведении счетов имели место как в том, так и противоположном лагере, то политическое размежевание внутри каждого из них в дальнейшем, как жидкость по закону сообщающихся сосудов, само собой из практики военно-политического противоборства распространилось на область ее историографии.
Свидетельства тому, что ставка на достижение консенсуса посредством переговоров между руководителями московских большевиков и их политических противников встретила резкую критику внутри каждого из враждующих лагерей, запечатлели документы той поры. Вот какие признания применительно к большевистскому лагерю сделал в своем докладе на заседании Московского Совета 7 ноября 1917 г. член ВРК Г. А. Усиевич. «Нам ставили упреки с двух сторон. С одной стороны нам говорили, что мы слишком неустойчивы, что мы ведем авантюристскую политику, что мы идем к кровопролитию. Так говорили меньшевики и другие. С другой стороны, наша масса рабочих и солдат все время упрекала революционный комитет в медлительности, упрекали в нерешительности действий. Я должен отбросить обвинения с той и другой стороны… ВРК действовал таким образом, как подсказывала обстановка. Иначе он действовать не мог… В ходе борьбы было заключено перемирие, но и это перемирие фактически не состоялось. Не состоялось перемирие потому, что оба лагеря, юнкера и офицеры с одной стороны, наши солдаты и рабочие – с другой, были в это время настолько озлоблены, …что ни о каком перемирии не могло быть речи… Мы не прерывали этих переговоров, ведя их при помощи Викжеля и при помощи объединенцев и “левых” эсеров. Переговоры все время велись. Но эти переговоры ни к чему не приводили».
Противоречия, буквально раздиравшие антибольшевистский лагерь во второй столице, оказались еще более глубокими, чем в Петрограде, где Временное правительство, обвинив командующего военным округом в преступной бездеятельности, сразу же освободило полковника Полковникова от этой должности и назначило вместо него особо уполномоченным по наведению порядка кадета Н. М. Кишкина. В Москве с аналогичной инициативой в начале «кровавой недели» выступили противобольшевистски настроенные низы – офицеры и юнкера. Они, как лаконично заметил в своей записи доклада Г. А. Филатьева на заседании городского комитета Трудовой народно-социалистической партии С. П. Мельгунов, потребовали сменить по той же причине П. И. Рябцева и «хотели выбрать Брусилова».
Читать дальше