Рудольф Бармин - Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II

По поручению великого князя Константина Николаевича государственный секретарь Перетц летом 1880 года подготовил проект, по которому к Государственному совету должно было быть присоединено собрание представителей, избранных губернскими земскими собраниями и городскими думами, совещательного характера. Этот проект и лег в основу проекта Лорис-Меликова, предусматривающего учреждение подготовительных комиссий из назначенных членов. Но предусматривалось создание и всеобщей комиссии, которая должна была еще раз дополнительно обсуждать законопроекты, представленные подготовительными комиссиями. В состав всеобщей комиссии наряду с назначенными правительством членами из состава подготовительных комиссий должны были входить еще и члены, избранные из представителей губернских земских собраний и городских дум. Комиссия эта также имела чисто совещательные функции и должна была рассмотренные ею законопроекты передавать Госсовету, также имевшему лишь совещательные функции (Леонтович… С. 321–322). И вот этот проект совещательных комиссий с весьма скромными политическими полномочиями Победоносцевым был заклеймен как подкоп под государственные основы. Александр III в силу своей умственной недалекости не смог адекватно распорядиться богатым политическим наследием своего отца, и, вместо того чтобы этому наследству придать новый импульс, он огульно предал его анафеме. Все деяния Александра II он охарактеризовал как «несбыточные фантазии и паршивый либерализм» (Ламздорф В. Н. Дневник 1886–1890… Минск: ХАРВЕСТ, 2003. С. 125). И все недолгое царствование Александра III было посвящено выкорчевыванию метастаз «паршивого либерализма». Вот основные вехи этой полицейщины:

1) ограничение земского и городского самоуправления;

2) сокращение участия в судах присяжных заседателей;

3) упразднение университетской автономии в 1884 году;

4) усиление надзора за университетскими и школьными преподавателями;

5) замена уездных мировых судей земскими начальниками в 1889 году;

6) ограничение гласности судопроизводства;

7) усиление дворянского присутствия в различных институтах государства.

14 августа 1881 года Александр III узаконил акт – сродни полицейской конституции, – на основании которого «все население России ставилось в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции», то есть если речь шла о государственной безопасности, то объективный критерий виновности отменялся и виновность устанавливалась на основе субъективного мнения полицейского начальника. На основании этого акта подозреваемого можно было взять под стражу на три месяца и наложить штраф до трех тысяч рублей (в переводе на нынешний рубль – миллионы!), увольнять неблагонадежных с государственной работы и т. д. (Ричард Пайпс. Россия при старом режиме. М.: «Независимая газета», 1993. С. 398–400). Эта «полицейская конституция», как показывает практика сегодняшнего дня, благополучно дожила до наших дней – начала ХХI века!

Вспомните «едроссовские» законы 2012 года относительно «болотных» митингов, заоблачные штрафы и пр.

Политика закручивания гаек с первых дней восшествия на престол Александра III, продолжавшаяся в течение 13 лет, притупила общественное сознание, сформировала рефлекс инертности, ухода от активной политической и общественной деятельности в рутину малых дел, в состояние общественной дремы. Манифест Николая II от 17 января 1895 года, покончивший с либеральными иллюзиями, рожденными приходом к власти юного наследника, эту дрему растянул еще на десяток лет.

Александр III оставил своему наследнику не только репрессивный характер внутренней политики, сдерживавшей развитие гражданского общества. Он заложил основы и внешней политики, не отвечавшей интересам династии и Российского государства, что при политической близорукости и слабоволии Николая II привело к катастрофическим последствиям и для династии, и для России.

Александр III, правитель «ума ниже среднего», не смог адекватно разобраться во внешнеполитических хитросплетениях европейских держав и определить вектор отношений с ними, соответствовавший интересам России. Больше руководствуясь эмоциями, чем здравым смыслом, поддавшись антигерманским настроениям конца 70-х годов, связанными с Берлинским конгрессом 1878 года, отнявшим у России плоды Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, а также филиппикам чтимого им германофоба Каткова и глубоким антигерманским настроениям супруги-датчанки Марии Федоровны, после многолетних метаний между Германией и Францией он делает окончательный выбор в пользу последней, заключив с ней в 1892 году тайный военный союз. Многие предупреждали Александра III не спешить заключать союз с Францией – морской министр адмирал Чихачев, министр иностранных дел Гирс (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 301), но падкий на французские заискивания, принимающий их за чистую монету (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 320) царь эти предупреждения проигнорировал. Александр III в союзе с Францией видел одни достоинства (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 344). Прав был Ламздорф, фиксируя мнения многих приближенных к Александру III сановников: у Александра III нет никакой политической системы, и он подвержен самым пагубным влияниям (Ламздорф. Дневник 1886–1890… С. 47).