Станислав Бышок - Новая Европа Владимира Путина. Уроки Запада для России

Идеи, схожие с воззрениями Николая Данилевского, на несколько лет позже (1875 г.) доносил до своих читателей другой русский философ Константин Леонтьев: «Идея всечеловеческого блага, религия всеобщей пользы, – самая холодная, прозаическая и вдобавок самая невероятная, неосновательная из всех религий» 27 27 Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Славянофильство и ведущие судьбы России. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – с. 64 .

По убеждению автора, «равенство лиц, равенство сословий, равенство (т.е. однообразие) провинций, равенство наций – это всё один и тот же процесс; в сущности, всё то же всеобщее равенство, всеобщая свобода, всеобщая приятная польза, всеобщее благо, всеобщая анархия либо всеобщая мирная скука» 28 28 Там же, с. 66 .

В известном смысле, Данилевский и Леонтьев стали первыми в истории «евроскептиками», хотя идея единой Европы на тот момент была ещё далека от фактической реализации в рамках Европейского союза. Ещё во второй половине XIX в. Леонтьев предрекает: «Практику политического гражданского смешения Европа пережила; скоро, может быть, увидим, как она перенесёт попытки экономического, умственного (воспитательного) и полового, окончательного, упростительного смешения» 29 29 Там же, с. 139 .

«Какой ценой должно быть куплено подобное слияние?, – задаётся вопросом русский мыслитель. – Не должно ли будет это новое всеевропейское государство отказаться от признания в принципе всех местных отличий, отказаться от всех, хоть сколько-нибудь чтимых преданий, быть может… (кто знает!) сжечь и разрушить главные столицы, чтобы стереть с лица земли те великие центры, которые так долго способствовали разделению западных народов на враждебные национальные страны» 30 30 Там же, с. 163 . Здесь Леонтьев как будто пророчествует о двух кровавых мировых войнах, первая из которых, по утверждению американского президента Вудро Вильсона, была «войной за то, чтобы покончить со всеми войнами» (the war to end all wars), а вторая чуть на самом деле не объединила континент под гегемонией гитлеровской Германии. Впрочем, если брать времена сегодняшние, то многочисленные поджоги и взрывы в европейских столицах сейчас ассоциируются вовсе не с европейскими акторами.

В 2016 г. был издан совместный доклад двух российских интеллектуалов – историка Алексея Миллера и политолога Фёдора Лукьянова «Отстранённость вместо конфронтации: постевропейская Россия в поисках самодостаточности» 31 31 Миллер А., Лукьянов Ф. Отстранённость вместо конфронтации: постевропейская Россия в поисках самодостаточности, 2016, 32 с. [Без выходных данных.] Позднее текст доклада в сильно сокращённом варианте был опубликован в журнале «Россия в глобальной политике» (№6, 2016 г.), URL: http://www.globalaffairs.ru/number/Otstranennost-vmesto-konfrontatcii–18477 . Этот текст, насколько можно судить, не получил должного внимания и обсуждения в экспертных кругах, что представляется крайне несправедливым. На мой взгляд, авторы поставили, возможно, важнейшие за последнюю четверть века вопросы о внешней политике России и нашей культурно-политической идентичности. При этом исследователям удалось практически невозможное – выйти за рамки почти двухвекового противостояния западников и славянофилов. При этом самих авторов, в силу их профессиональной отнесённости (Миллер – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и Центрально-Европейского университета в Будапеште, Лукьянов – профессор Высшей школы экономики), следовало бы, по-видимому, отнести к западникам.

Алексей Миллер и Фёдор Лукьянов отмечают, что за два с половиной десятилетия новейшей истории Российской Федерации общественно-политическая мысль страны спринтерским темпом прошла путь длиною в полтора, а то и два столетия. «В начале 1990-х гг. Россия впервые в истории жила в ситуации полной духовной и даже политической победы «западников», хотя интеллектуальные и моральные характеристики нового издания «западничества» оставляли желать лучшего», – пишут авторы 32 32 Там же, с. 19 . Я достаточно отчётливо помню младшие, да и средние классы школы, когда люди, говорившие о каком-то особом пути России, отличном от Западного, считались маргиналами, а патриотизм, не говоря уже о русском национализме, воспринимался как некая девиация или, в лучшем случае, безобидное чудачество и пропащее ретроградство. Причём вера в безальтернативность «Западного выбора» была распространена не только в среде городской интеллигенции, выживавшей временными подработками сторожами, но и среди бывшего рабочего класса.