Олег Яницкий - Переходный период - цели изучения, теория и практика

Уже с самого начала этого десятилетнего проекта проблема «реальный» федерализм vs не менее «реальный» сепаратизм встала в политическую повестку дня российского государства, и ее актуальность сохраняется сегодня. Недавно вышедшая монография по конституированию современной политики в России [Патрушев и Филиппова, 2018] не внесла ясности в эту фундаментальную проблему. Однако некоторые проблемы, относящиеся к исследуемой нами теме переходного периода, весьма актуальны. Это – проблемы обретения субъектности новыми агентами на политическом поле, раскола в отношении политико-административной матрицы и императива развития. Последнюю проблему я интерпретирую как императив формирования «сложной» политики, отвечающей сложности локально-глобальных социобиотехнических трансформаций, затрудненных к тому же уже идущей перестройкой институтов международного права. Но вернусь к проекту «Куда идет Россия?».

То что в процессе всякого переходного периода происходит трансформация политических институтов – это аксиома данного процесса, потому что если бы институциональная система России работала «по науке», то не было бы у нас никаких кризисов и дефолтов. Но вот как именно соотносятся процессы экономических социальных и политических трансформаций, до сих пор не совсем ясно. Более или менее ясно одно: все эти составляющие жизни СССР/России уже сами по себе, без каких-либо декретов или указаний, находились в весьма неустойчивом положении.

Источник этой неустойчивости, с моей точки зрения, коренился в директивном характере экономики позднего СССР, которая входила во все большее противоречие с транснациональными и весьма мобильными формами экономической активности развитых стран. Другим фактором риска была зависимость экономики СССР и благосостояния его граждан от цены на нефть на мировом рынке. Третьим по важности фактором распада СССР было обретение все большей экономической самостоятельности входившими в него тогда республиками. Лозунг «братства народов СССР» вошел в вопиющее противоречие с растущим сепаратизмом республиканских властей. Наконец, возможно, самым главным фактором риска в этой сфере является уже идущая полным ходом деградация, вплоть до полного игнорирования, международного законодательства, основы которого были созданы более 50 лет назад.

Для характеристики назревающего кризиса политической системы важным является тот факт, что «в посткоммунистической России сложилась политическая система, принципиально отличная от систем других посткоммунистических стран. Россия – единственная европейская страна, в которой ни разу не происходила ротация власти, и где возможность такой ротации не увеличивается, а уменьшается» [Фурман, 2003: 24]. И далее: «Особенность нашей революции 1991 г. заключалась в том, что движение, субъективно являвшееся более или менее демократическим, пришло к власти не демократическим правовым путем, закрытым для него как для движения меньшинства. Эта своеобразная ситуация и является “зародышем”, из которого возникла наше постсоветская политическая система» [Фурман, 2003: 25].

В начале рассматриваемого проекта обращение к проблеме качества населения имело принципиальное значение, потому что, как предполагалось, «человеческий материал сопротивляется реформам» [Фирсов, 1997: 350]. Причины этого явления видели в усиливающемся влиянии на человека стохастического характера социального развития, «для многих людей перестали существовать правила, согласно которым они жили в том мире, где родились и провели существенную часть своей жизни».

То есть речь шла о распаде существовавшей институциональной системы и процессе хаотизации социальной среды их обитания. Фирсов напоминал, что «безгосударственность в свое время резко изменила, дестабилизировала политический климат Западной Европы и ускорила появление тоталитарных режимов…». Вторая причина – «это конфликты старой и новой культур… Нынешний период властно требует, чтобы проблемой стал сам человек». Третью причину Фирсов видел в феномене «разгерметизации» человека. «Разгосударствление, деэтатизация кажутся делом вполне естественным и необходимым… Стихия децентрализации и деэтатизации породила распад привычных связей, создала конфликтогенные ситуации на самых различных уровнях социальной структуры, когда отдельные люди начинают разрушать жизненное пространство, среду обитания, обесценивают ценность самой жизни…»