Александр Гольц - Пережить холодную войну. Опыт дипломатии

Однако по мере создания все более мощных ядерных боеприпасов ситуация стала меняться. Мир реально увидел опасность не только атомной войны, но и самого совершенствования ядерного оружия. Поворотным моментом для мирового общественного сознания стало слишком «удачное» американское испытание под кодовым названием «Кастл Браво», проведенное 1 марта 1954 года на атолле Бикини. Мощность взрыва в два раза превысила расчетную и составила 15 мегатонн в тротиловом эквиваленте. Радиоактивные частицы распространились на территории 11 тысяч квадратных километров и накрыли обитаемые острова. Символом произошедшего стала судьба японского рыболовецкого судна «Фукурю-Мару». Находившееся в 170 километрах от Бикини, оно было осыпано радиоактивной пылью, слой которой достигал сантиметра. Каждый из членов экипажа получил дозу облучения в 300 рентген. Все они стали инвалидами, а радист судна Айкити Кубояма через полгода умер. В том же году на Японию выпали радиоактивные осадки из-за советских атомных испытаний [20] Burns, Richard Dean; Siracusa, Joseph M. (2013). A Global History of the Nuclear Arms Race: Weapons, Strategy, and Politics – Volume 1. Santa Barbara, CA: p.247. .

Буквально через несколько недель после взрыва на Бикини индийский премьер-министр Джавахарлал Неру призвал к прекращению ядерных испытаний. В том же 1954 году британские лейбористы выступили за такой запрет. Антиядерное движение развертывалось очень быстро. В нем участвовали Альберт Швейцер и Альберт Эйнштейн. Поддержку их идеям высказывал папа римский Пий XII. Советские ученые отмечали растущий уровень радиации в Москве, Ленинграде и Одессе и даже рисковали обращаться наверх с выражением обеспокоенности. Эти обращения, впрочем, оставались без внимания. Очевидно, что куда более существенную роль в эволюции взглядов Никиты Хрущева сыграло стремление представить на международной арене новый образ СССР – миролюбивого и ответственного государства.

И вот 10 мая 1955 года СССР выступил с очередным планом всеобщего разоружения, в котором впервые было предложено ввести запрет на ядерные испытания. Западные государства привычно отвергли эти предложения, потребовав всеобъемлющих мер по ограничению производства расщепляющихся материалов и гарантий защиты от внезапного ядерного удара. Кроме того, Вашингтон настаивал, что не существует мер контроля, которые могли бы гарантировать выполнение соглашения.

Но Хрущев продолжал настаивать. Через два года, в июне 1957 года, последовало новое предложение СССР – прекратить испытания на 2–3 года. При этом за соблюдением моратория должна была наблюдать международная комиссия, которая опиралась бы на национальные станции контроля, без инспекций на местах. Американский президент Эйзенхауэр поначалу был готов поддержать эту инициативу. Однако группа выдающихся американских ученых-ядерщиков, включавшая Эдварда Теллера и Эрнста Лоуренса, убедила его, что для создания «чистой» бомбы, взрыв которой не будет приводить к выбросу радиоактивных частиц, необходимо продолжение испытаний. Кроме того, они настаивали, что у СССР будет возможность проводить «секретные» испытания. Забегая вперед, заметим, что на протяжении всех лет пока шли переговоры, американские ученые-ядерщики неоднократно замедляли их ход, всякий раз приводя доказательства трудности проверки соблюдения запрета. В августе 1957 года США одобрили идею о двухлетнем моратории, но связали это с необходимостью ограничений на использование расщепляющихся материалов в военных целях – требованием, которое СССР решительно отвергал.

К тому же в сентябре США провели первое подземное ядерное испытание, что еще больше осложнило ситуацию, так как, по общему мнению, подземные испытания труднее поддавались контролю. Тем не менее в конце 1957 года СССР вновь во второй уже раз предложил ввести мораторий. Но Вашингтон вновь его отверг.

Однако Хрущев упорно продолжал выдвигать свою инициативу. 31 марта 1957 года почти сразу после того, как он стал председателем Совета министров, Верховный Совет объявил о введении одностороннего моратория. И на этот раз Эйзенхауэр отверг его, объявив все «трюком коммунистов». Вот как описывает этот драматический момент сын Хрущева, Сергей: «Его первым шагом в новом качестве стал призыв ко всем ядерным державам прекратить испытания. Не дожидаясь ответа, отец провозгласил с первого января наступившего года односторонний мораторий. Его решение громыхнуло, как гром при ясном небе. Ни конструкторы, ни даже Устинов со Славским (руководитель советской атомной промышленности. – А.Г.) не привлекались к его подготовке. Они узнали о нем в последний момент, чуть ли не из газет. Нечего и говорить, что военные отнеслись к идее моратория более чем прохладно… Момент он выбрал не случайно. Именно с 1958 года появлялась возможность заморозить арсеналы СССР и США в состоянии если не равенства, то наименьшего неравенства. Мы едва завершили серию своих испытаний, американцы, имевшие фору в пять лет, только изготовились к новым взрывам… У отца начался тяжелый и длительный период борьбы на два фронта. С американцами, которых он безуспешно пытался убедить в гибельности продолжения испытаний. И со своими, как военными, так и штатскими оппонентами, утверждавшими, что односторонний мораторий в случае вооруженного столкновения может послужить причиной поражения. Пока американцы подкрепляли аргументы наших противников моратория непрекращающимися ядерными взрывами. На стол отца ложились докладные о завершении новых и новых разработок. Заряды становились мощнее и одновременно легче, меньше и дешевле. Задержка оставалась за малым, их требовалось испытать. Отец нервничал. На Запад уходили новые призывы, сопровождавшиеся угрозами прервать мораторий» [21] Сергей Хрущев. Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы. М.: Вече, 2019, с. 213. .