Array Коллектив авторов - Доктрина Русского мира

Смело можно утверждать, что без Русского мира в ХХ веке не было бы никакого третьего мира с нынешними его «незолотыми» пятью человеческими миллиардами, не существовало бы – и это тоже можно смело утверждать – мира без ядерных угроз и массового терроризма, как, впрочем, и самого преуспевающего капиталистического мира, подпитку которого на всём протяжении его восхождения к обществу «гедонистического потребления» Русский мир исправно обеспечивал. Явивший человечеству невоспроизводимые образцы социалистического созидания добра и справедливости, самобытный и неповторимый мир православного милосердия побеждал худшее в человеческом роде – стяжательство, чревоугодие и жадность.

Возможно, что без такой подпитки как в ресурсном, так и в нравственном планах, без этого сильного Русского мира не обойдётся и всё последующее будущее человеческого рода, и в этом весь «секрет» существования Русского мира как вселенского донора. В этом его принципиальное отличие от всех иных стяжательских «миров», и на этом могут базироваться заслуженные претензии на формирование в будущем мировой Русской цивилизации.

Чтобы Русский мир динамично развивался, необходимо создать структуры, которые будут целенаправленно восстанавливать национальную идентичность

Оценить силу оружия можно лишь тогда, когда оно приведено в действие в реальном бою. Точно так же массовое осознание идентичности остро, как озарение, происходит, когда цивилизации бросают вызов, когда за посягательством на часть духовного пространства следует намеренная зачистка смысловых полей на отчужденной территории, когда своих убивают чужие, в том числе той же крови, веры и языка. Этот вызов давно готовился нам, в него десятилетиями вкладывались средства, он был продолжением той же серии усилий по «ломке менталитета» цивилизаций, как частично осуществленная «арабская весна» на Ближнем Востоке и провалившееся (пока) наступление на Китай под лозунгом pivot on Asia (разворота к Азии), с применением того же стереотипного инструментария.

Ответ, который последовал на этот вызов, не вмещается в рамки обычной политики и не сводится к военной силе. Не вмещается и в то популярное ныне понятие «гибридное оружие», поскольку пропаганда, его ключевой элемент, не шла впереди действий «вежливых людей», крымских депутатов и личного состава Черноморского флота. Все три феномена присоединения Крыма – его бескровность, его стремительность, триумфальная общенародность его поддержки (превзошедшая рейтинги главы государства и правящей партии на всех федеральных выборах) – свидетельствуют о том, что «мотором» этого геополитического акта был национальный дух, а не политическое решение.Ни массу крымчан, ни тех офицеров, что давали присягу Украине и перешли на российскую сторону – включая командующего флотом – агитировать не требовалось. Ими, независимо от этнической принадлежности и социального статуса, руководило осознание идентичности: русскость, из латентного переживания, распрямившись пружиной, преобразовалась в кинетическую энергию действия.

Что же касается политики, пропаганды и военного строительства, то все эти три сферы вследствие присоединения Крыма приобрели мощный мобилизационный импульс – по существу, новое осмысление своего предназначения.

Возвращение Крыма не было первым актом цивилизационного сопротивления – в 2008 году был ответ на юго-осетинскую авантюру колониального тбилисского режима, в начале 2012 года было массовое выступление на московской Поклонной горе – мобилизационная «высотная» антитеза патриотов «болоту» либералов. Но только крымский триумф обусловил долгосрочный качественный результат. Не удивительно, что европейские элиты, оправдавшие украинский «второй майдан» и даже использовавшие его как трибуну на выборах в Европарламент, три года спустя включают Россию в перечень угроз стабильности. Не как государство или армию, а как феномен– наряду с террором и иммиграцией. Это не столько защитный рефлекс, сколько отражение растерянности перед лицом нового явления, с которым приходится считаться.

Присоединение Крыма, а затем активные военно-политические и дипломатические действия России на Ближнем Востоке ускорили течение мировых процессов, оказывая собственное, суверенное русское информационно-психологическое воздействие на всю мировую аудиторию, побуждая другие потенциальные центры силы в мире к субъектным действиям вразрез с попытками униполярного диктата. В то же время возвращение Крыма внесло коррективы не только в чужое, внешнее, но и в наше собственное понимание того, что такое Русский мир.