Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию

«Октябрьский эпизод Каменева и Зиновьева» самым серьезным образом повлиял на дальнейшую судьбу этих двух деятелей и вообще на историю партии. На протяжении двух последующих десятилетий он неизменно упоминался в полемике в моменты наибольшего обострения внутрипартийной борьбы, а модель, задействованная в ходе борьбы Ленина и большинства ЦК с октябрьскими «штрейкбрехерами», послужила прообразом кампаний против многочисленных внутрипартийных оппозиций в 1920–1930 гг. Впрочем, эта модель выстраивалась ретроспективно, уже в новых условиях, лишь символически отсылая к истории октябрьского «штрейкбрехерства».

21 октября состоялось очередное заседание Центрального комитета. Основное внимание было посвящено организации предстоящего съезда Советов. Обсудили вопросы конструирования президиума съезда, сроки его открытия. Сталин предложил озаботиться подготовкой докладов о войне, о власти, о рабочем контроле, о земле, по национальному вопросу. Свердлов специально добавляет, что «к подготовке тезисов докладов необходимо привлечь Ильича». Цекисты обсуждают сугубо мирные, организационные проблемы, готовят тезисы предложений партии по главным вопросам внутриполитической жизни страны, принять решения по которым должен все-таки съезд. «Решения исходят из того, что к моменту открытия Съезда победа еще не будет достигнута» – подчеркивает В. Т. Логинов.

Работа Петербургского комитета партии, а также партийной фракции Петросовета была посвящена в эти дни организации и проведению 22 октября «дня Петроградского Совета», задуманного как «мирный подсчет сил рабочих и солдат». Это план удался и день 22 октября стал демонстрацией влияния левых сил, массовой поддержки Советов и всеобщего неприятия Временного правительства. Суханов рассказывает о том, какой энтузиазм вызывали на одном из многочисленных митингов слова Троцкого, открыто призывавшего любой ценой поддержать Советы в их борьбе за власть: «Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой – всеми силами, любыми жертвами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!». «По всему Петербургу – продолжает Суханов – происходило примерно то же самое. Везде были последние смотры и последние клятвы. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч людей… Это, собственно, было уже восстание. Дело было уже начато…».

Суханов прав, если восстанием считать открытый призыв к свержению правительства и переходу власти к «неконституционному» органу – съезду Советов. Но тогда большевики начали «восстание» в марте или, во всяком случае, в апреле, когда выдвинули лозунг «Вся власть Советам». Конечно, когда почти все части столичного гарнизона отказались признавать приказы командования, а признали своим единственным начальством Военно-революционный комитет, гарнизон продемонстрировал неповиновение на грани с мятежом. Но ведь и Троцкий прав: Советы с самого начала революции по частям делали то же самое, вмешиваясь в компетенцию армейских и гражданских властей. К тому же «восставшие» не переходили в наступление; они не захватывали административных зданий, не формировали исполнительных органов государственной власти; не пытались удалить остатки старой власти во главе с правительством. Они лояльно ждали открытия самого представительного органа в стране – Всероссийского съезда Советов.

Впрочем, деятельность ВРК и Гарнизонного совещания объективно вела к тому, что власть Временного правительства становилась все более призрачной. 23 октября гарнизон Петропавловской крепости заявил о том, что он будет подчиняться ВРК. Фактическая военная власть в столице сосредоточилась в руках революционеров. Констатируя подавляющее превосходство противников правительства, Суханов задается вопросом: «почему не нападал и не наносил решительного удара Военно-революционный комитет?». И признавал, что «В конце концов, ответ может быть только один: из политических соображений откладывали до съезда, тянули с последним ударом до 25-го».

Несмотря на принятые и неоднократно подтвержденные решения ЦК о восстании, несмотря на беспрецедентно жесткое подавление внутрипартийной оппозиции против тактики восстания, большевики фактически ориентировались на мирный, «легальный» сценарий перехода власти. Конечно, Ленин и, вероятно, некоторые другие большевистские руководители (Сокольников, в какой-то степени, Свердлов и ряд петроградских партийных лидеров) настаивали на форсированном захвате власти. В частности, узнав об отмене казачьего крестного хода 22 октября, Ленин написал Свердлову записку «Отмена демонстрации казаков есть гигантская победа. Ура! Наступать изо всех сил и мы победим вполне в несколько дней!». Но все дело в том, что ЦК партии не собирался «наступать изо всех сил».